».
Воспользовавшись наступлением зимы, он объяснил мне, как отличать часть от целого, потому что всякий снегопад — это множество замерзших кристаллов воды, но каждая снежинка имеет свои собственные цвет, форму и вкус, в чем я мог убедиться сам, слизнув ее с рукава.
Я сгущал черные-пречерные краски посредством черной-пречерной мезархии, пользовался оксюмороном чтобы оживлять мертвых, и превращал гору в мышь при помощи литоты.
Я взмывал на крыльях гиперболы в небеса и там парил в восходящих воздушных потоках, поднимаясь все выше и выше, пока не забирался на седьмое небо, куда способен взлететь лишь тот, кто не боится головокружения от синонимов.
Со временем уроки становились все более замысловатыми. Логос предлагал мне порассуждать о парадоксах гетерологичности (является ли реальным само слово «реальность»?), представить себе, как выглядит симулякр или ризома или, например, попытаться прожить жизнь задом наперед. «Наперед задом жизнь прожить» — слова, похожие на следы повернутых вспять башмаков из незамысловатого детектива или просто фигура речи со смешным названием «гипербатон». А вот инверсия посложней: умерщвление Лазаря, рождение Роланда или мое любимое — «они умерли в один день и жили долго и счастливо, а потом поженились».
Когда я спрашивал Логоса, зачем мне все это, тот только отмахивался, мол, со временем сам узнаешь, но иногда, злоупотребив мадерой, к которой имел большую склонность, пускался в темные рассуждения, от которых попахивало кощунством.
— Людям не хватает воображения, — говорил он, глядя на луну сквозь бокал вина. — Каждый может придумать, скажем, ее, но зато я могу покрасить луну в красный цвет, а ты — перечеркнуть ее тучей. Человек способен вообразить себе камень, дерево или даже девчонку, больше похожую на резиновую куклу для плотских утех, но только маг и писатель (что, в принципе, одно и то же) могут создать ту, о ком можно бредить, на кого молиться, кого хочется видеть во сне.
Обрати внимание: эта сеньорита еще не существует, а сердце уже стремится к ней навстречу. Чудесно, не правда ли?
Я вздрогнул, услышав запрещенное слово, но Логос и в ус не дул, тем более что никаких усов у него не было.
— Когда-то я тоже гордился своим воображением, — продолжал он, наливая по новой. — Как хорошо я все выдумал: вечная юность, бессмертие, мир! Человек протягивает руку человеку, брат обнимает брата и сестру его, и мужа ее, и их очаровательную несовершеннолетнюю дочь. Но скоро выяснилось, что у счастья имеется и обратная сторона. Раньше человеческий мозг представлял собой помещенный в круглую костяную коробку холодец из аминокислот и высокоспециализированных жиров, а теперь он превратился в комфортабельную, оклеенную веселенькими обоями тюремную камеру, где цифра на двери означает не порядковый номер, а степень удовлетворения запертого в ней заключенного.