ГЛАВА ВТОРАЯ: НАЧАЛО ПУТИ
Солнце золотило верхушки деревьев, над озером клубились клочья белесого тумана, на берегу сидели Ирвин, Тайрис и Пилат.
- Значит, ты уходишь сегодня? - девушка смотрела горы, и старалась не заплакать.
- Да. - Юноша срывал травинки и отбрасывал их в сторону. Пилат, чувствуя плохое настроение хозяина, сидел тихо и не бесился.
- Ты даже представления не имеешь, где находится эта Шандола?
- Ни малейшего.
- Так куда же ты пойдешь?
- Сначала прямо, а там видно будет. Ладно, солнце уже взошло, пора, пожалуй.
- Уже? - губы девушки дрогнули. - Так скоро?
- Чем быстрее мы уйдем, тем скорее вернемся обратно, верно, дружище? Он потрепал Пилата за ухом и, поднявшись с травы, перебросил через плечо холщовую сумку-мешок. - До встречи, Тайрис, не грусти, мы быстро, туда и обратно.
Девушка отвернулась и промолчала.
- Мы скоро вернемся, правда, - он неловко обнял девушку и поцеловал в щеку.
Не оглядываясь, юноша пошел прочь, а Пилат бросился за ним. Они быстро добрались до границ селения, и Ирвин остановился, не решаясь сделать шаг вперед. Он не видел, что неподалеку стоит Мудрый и наблюдает за ними, репетирую свою речь перед жителями селения: "...ведь как отговаривал, как упрашивал! Не послушал он меня, пошел искать эту призрачную страну, а ведь, может, и нет вовсе никакой Шандолы, пропадет, пропадет ни за грош!" Мудрый пригладил желтую растрепанную бороду и пошел обратно в Антару, чувствуя необыкновенную легкость во всем теле - он знал упрямство Ирвина: мальчик будет идти до тех пор, пока у него будут силы, а потом... Мудрый даже зажмурился от удовольствия.
Ирвин ещё немного постоял на границе. Перед ним был лес, весь пронизанный тонкими стрелами солнечных лучей. Огромные, в пару обхватов сосны и совсем юные деревца замерли в безветренном воздухе. Земля, покрытая толстым слоем рыжей хвои и высохшими коричневыми листьями, тепло пружинила под ногами.
- Ну что, Пилат, пойдем? - юноша поправил висящий на плече мешок. Пойдем прямо, а там посмотрим.
Переступая через границу, Ирвин испытал странное чувство: одновременно ему было страшно, как перед прыжком в бездну и вместе с тем, он испытал какое-то щемящее удовольствие оттого, что сердце сжимается и бьется чаще. Пилату же было все абсолютно безразлично, он весело трусил рядом с хозяином, с любопытством глядя по сторонам.
Но, к тому времени, когда солнце подошло к зениту, его любопытство угасло. Пилату казалось, столько он не ходил за всю свою жизнь. Изредка он пытался возмущаться, но хозяин упорно шел вперед, не обращая внимания на протесты пса. В конце концов, Ирвин выдохся сам.