Под ногами затрещал лед. «Пьянников, где ты?..» А с развилки: «Путин! Отзовись…» Сапоги скользят на голышах. «Макар, помоги же». А вдогонку: «Пу-утин!..»
Наконец-то появился из тальника Пьянников. «Скорее, Макар, скорее». Хмарин из последних сил поднимался на берег.
А с развилки — бах! бах!..
* * *
Захваченного Степаном Хмариным крепыша-белогвардейца допрашивал Субботов. Тулагин молча сидел в стороне.
— Фамилия? Откуда родом? С какого времени в Ургуйском гарнизоне? — задавал вопросы Софрон.
— Фамилия моя Путин, господин начальник, — с готовностью ответил крепыш. — Казак Ундинской станицы, мобилизован из запасных второй очереди. В Ургуе служу два с половиной месяца.
— И кем же ты значишься при службе? — подозрительно оглядел Субботов офицерскую шинель пленного.
— Вестовым хорунжего Филигонова.
— Подтверждаю, товарищ командир, — кивнул Тулагину Глинов, присутствовавший при допросе. — Все как есть. Не брешет. Помню, Филигонов надо мной измывался, так вот он, Путин, неотлучно был при хорунжем. Но бить не бил. Можно сказать, даже соболезновал. Перед тем как Филигонов отправил меня на порку, Путин даже хлеба мне дал, штоб, значит, подкрепился я.
Пленный Путин смекнул, что командир партизан не тот, кто его допрашивает, а другой, который молча сидит на валуне. Стараясь привлечь к себе внимание Тулагина, он кашлянул, добавил, обращаясь уже не к Субботову, а к Тимофею:
— Если пожелает господин красный командир, все расскажу без утайки.
Тулагин взглянул на пленника рассеянно: погруженный в какие-то свои мысли, он, казалось, не интересовался словами белогвардейца.
Вопросы по-прежнему задавал Субботов.
— Численность гарнизона? — отрывисто спросил он пленного.
— Шестьдесят человек вместе с хорунжим. И дружинников около двадцати. Но счас в Ургуе почти никого нету. Есаул Кормилов увел ночью казаков вдогон партизанам. Остались постовые наряды.
— Где пулеметы расположены?
— Один на въезде в поселок, другой — возле брода и третий — на переправе.
— Куда ездил спозаранку?
— В Махтолу. Отвез по приказу хорунжего к войсковому старшине Редкозубову купеческую дочь Любовь Матвеевну Шукшееву с новорожденным и Церенову…
Услышав о Любушке с сыном и Насте-сестрице, Тимофей встрепенулся. С лица слетела задумчивая сосредоточенность, он вскочил с валуна:
— Любовь Матвеевну? К войсковому старшине Редкозубову? — обжег пленника его вспыхнувший взгляд.
— Так точно, Любовь Матвеевну, — заморгал глазами Путин. — К войсковому старшине Редкозубову. — Ему было не понять, почему упоминание о Любови Матвеевне Шукшеевой вызвало такую резкую перемену в партизанском командире, но соображение сработало, что он должен больше рассказать о купеческой дочке: — Хорунжий Филигонов со своим дядюшкой есаулом Корниловым оказались близкими соприятелями с богатым могзонским купцом Шукшеевым. Вот и велели мне отвезти женщин к войсковому старшине. Притом передали просьбу: мол, пущай до Читы их возьмет, а там в Могзон переправит. Войсковой старшина поначалу не дюже хорошо отнесся к ним, а как узнал, что Любовь Матвеевна купеческая дочь, изменил отношение. Хозяину Ерохову велел комнату какую получше выделить.