Вскоре после полудня человек отстегнул счетчик Гейгера и бережно уложил его на плоский камень рядом с густым, заманчиво мягким островком травы. С минуту он прислушивался к резким фоновым щелчкам, затем выключил питание. Незачем расходовать батареи, чтобы слушать прорвавшиеся космические частицы или естественный фон. Так и не удалось обнаружить ничего путного: ни следа годных для добычи руд.
Присев на корточки, он развернул завтрак: крутые яйца, хлеб, фрукты, термос с черным кофе. Ел жадно, но аккуратно, без крошек, в манере бывалого путешественника, и когда исчез последний кусок, улегся, опершись на локоть, чтобы с комфортом допить остатки кофе. Как здорово, подумал он, прилечь после шестичасового марша по весьма пересеченной местности!
Он лежал, смакуя крепкий напиток; но внезапно его взгляд сфокусировался и замер. Прямо перед глазами, искусно растянутые между сухими прутиками и небольшим замшелым валуном, были сплетены умелым ловцом беспечных в смертельную сеть серебристые нити. Это было инстинктивное творение мастера, почти безупречная логарифмическая спираль, слегка покачивающаяся на слабом ветерке.
С любопытством рассматривая ее, он увидел специальный «тросик», что вел от серебряной подушечки в центре паутины к трещине в камне. Он знал, что хозяин этой снасти прячется там, держа одну из лап на своем примитивном телеграфном проводе, дожидаясь зовущих вибраций, означающих, что жертва беспомощно бьется в липких нитях.
Поворачивая голову так и сяк, он наконец увидел его. Да, паук был там и терпеливо следил.
Разморенный, после перехода и завтрака настроенный на философский лад, человек созерцал это маленькое чудо: как сгусток протоплазмы, крохотная капля нервной ткани смогла опередить на бесчисленные столетия мозг Эвклида? Пауки раса древняя; за века до того, как человек стал творить свои чудеса с помощью утонченных абстракций из точек и линий, спираль, неотличимая от созданной гением мыслителя, трепетала на ветерке доисторического лета.
Затем он моргнул, вглядываясь еще пристальнее. Сияющий самоцвет, голубая капля приземлилась точно на паутину. Крупная сине-зеленая муха появилась невесть откуда, словно посланная колдуном. Отличный экземпляр, сказал он себе: большая, сильная, богатой окраски.
Он заинтересованно разглядывал насекомое. Где же обычная паника, отчаянное барахтанье, пронзительное испуганное жужжание? Муха оставалась на месте, странно равнодушная к преграде, и это удивило его.
Могло быть по крайней мере одно верное объяснение. Муха или больна, или умирает, пожираемая изнутри паразитами. Грибок и вездесущие круглые черви умаляют ряды даже самых плодовитых. Вот она и была так неестественно спокойна, что паук, не ведая о своей крылатой добыче, подремывал в тенистом логове.
