— А какое у тебя самое тайное желание? — спросил странник у Клыча.
— Нет у меня желаний! — Клыч покраснел.
— Так не бывает, человек без желаний — что мертвец!
— Ну, поступить в институт, иметь семью, свой дом!
— Это не самое тайное твое желание, не стыдись!
— А зачем вам? — спросил Клыч с вызовом.
— Не хочешь отвечать?
— Нет.
— Хорошо, тогда я скажу. Ты хочешь то, чего хотят все в твоем возрасте, а в этом нет ничего предосудительного.
— А вам какое дело до меня?!
— Ты горяч, неразумен, весь во власти своей природы. Я на тебя не сержусь. Но учись признаваться в том, что есть в твоей душе, хотя бы себе самому. Хочешь быть мужественным, а сам малодушничаешь!
— А ты? — спросил странник у Амана.
— Я мечтаю о кристально чистом, честном, святом, божественном человеке. Чтобы он всегда был рядом и, общаясь с ним, мы очищались.
— Ты мечтаешь о невозможном, — сказал нищий и повернулся, чтобы отойти.
— Подождите! Почему это невозможно?
— Нет, даже среди лучших, таких людей, кто хотя бы раз в жизни не согрешил. Люди могут вообразить себя совершенными и искренне в это поверить. О людях могут так думать, такая молва о них пойдет, но…
— Самое сокровенное твое желание, девочка? Наташа засмеялась:
— Наверное, выйти замуж, иметь дочку и сына.
— Иншалла, так оно и будет.
Хал-ага угрюмо сидел на земле. Странник подошел к нему. Взгляды стариков столкнулись. Во взгляде старика твердость, убежденность, что-то земное, реальное. Во взгляде странника — пустота, лукавство.
— Вот ты старик…
— Я тебя знаю! Нищий внезапно исчез.
— Это был Хизр, — возвестил Аман. — Каждому смертному он показывается раз в жизни. Нам повезло.
Хал-ага бормотал молитву. Клыч подошел к деду. Потом, бледный, отошел:
— Это — злой дух, он от черного каравана. То, что он предрек, никогда не сбудется. Дед узнал его. А злой дух теряет силу, когда его узнают и называют по имени.
Огромный купол в руинах — гнездовье птиц, обиталище змей и насекомых — стоял на караванном пути.
Логинов пошел смотреть мазар. Напуганные птицы вылетели из пробитых стен. Посредине лежала могильная плита с арабской вязью.
Литератор вышел, красные лучи заходящего солнца ударили в глаза. Подошел к очагу. В казане жарилось мясо.
Его первым пропустили к кувшину. Шумно умыв лицо и руки очень уж скудно текущей водой, Логинов попросил Клыча слить ему на шею:
— Не жалей!
Клыч полил. Утираясь, довольный, посвежевший Дмитрий заметил, что старик чем-то недоволен. Алик взял кувшин и слил обильно Аману:
— Мойся, брахман ты наш, черная твоя душа!
Старик спокойно встал, подошел к моющимся, взял кувшин двумя руками, одной — за ручку, другой — за горло, и тремя скупыми струйками умыл Алика.