По площади шел конь с окровавленным седлом – конь молодого Гусейна. Дервиш с раздробленным лицом вдруг издал пронзительный крик. Затем, отбросив в сторону медную чашу, бросился под копыта коня. Я споткнулся. Тяжелые кулаки били по обнаженной груди. «Шах-сей… Вах-сей…» – кричала ликующая толпа.
Пронесли какого-то мужчину в забрызганной кровью одежде. Издалека к нам приблизились многочисленные факелы, и мне пришлось следовать за шествием. Потом я снова сидел во дворе мечети в окружении мужчин в круглых папахах, глаза которых были переполнены слезами. Кто-то запел марсию по молодому Гусейну. Боль сдавила ему горло. Я поднялся. Толпа стала отходить назад. Ночь выдалась прохладной. Мы прошли мимо консульства, на крыше которого развевались черные флаги. Бесконечная вереница факелов напоминала реку, в которой отражались звезды. На крышах домов толпились люди. Из-за углов подглядывали женщины в чадре.
Здание консульства охранялось часовыми, державшими наготове свои штыки. Мимо молящейся толпы прошел караван верблюдов. Вновь раздались заунывные крики, женщины припали к земле, а бледный лунный свет стал освещать их обнажившиеся ноги. Восседая на верблюдах, прошествовала семья молодого Гусейна. За ними на черном коне везли убийцу святого – Езида, лицо которого покрывал защитный козырек. При его появлении через площадь полетели камни. Всадник поскакал быстрее и спрятался во дворе выставочного зала Насреддин-шаха. На завтра была запланирована мистерия о святом Гусейне.
Мы приблизились к алмазному крыльцу шахского дворца с развевающимися черными флагами. Бахадуры, дворцовая стража, стояли склонив голову, в черном траурном одеянии. Шаха во дворце не было. Он находился в летней резиденции в Багешахе, толпа потекла на улицу Ала-ад Довле, и я вдруг остался один на темной Топмейданы. Дула ржавых пушек равнодушно смотрели на меня. Тело ныло, словно по нему прошлись тысячью ударов плетки. Я коснулся плеча и нащупал густой сгусток запекшейся крови. У меня закружилась голова. Придя немного в себя, я увидел пустой фаэтон. Фаэтонщик с пониманием и жалостью смотрел на меня.
– Наложи на раны немного голубиного помета, смешанного с растительным маслом. Это поможет, – со знанием дела посоветовал он.
Изнемогая, я свалился на сиденье.
– В Шамиран, в дом Ширванширов! – выкрикнул я.
Фаэтонщик взмахнул кнутом, и мы поколесили по крутым неровным улицам.
– Вы, наверное, очень набожный человек, – поворачивался время от времени и произносил он, – помолитесь, пожалуйста, за меня тоже. У меня самого нет времени, я должен работать. Меня зовут Зохраб Юсуф.