Я не спал, а всего лишь лежал на ковре с прикрытыми глазами. Меня не покидало страшное видение: пограничная станция Ялама, находящаяся под угрозой тридцати тысяч русских солдат.
– Нино, – произнес я, – в городе жарко. Куколка не привыкла к жаре, а тебе нравятся деревья, тень и вода. Не хочешь съездить на лето к родителям?
– Нет, – сурово ответила она. – Не хочу.
Больше я не произнес ни слова, но Нино задумчиво нахмурила бровь:
– Мы могли бы отдохнуть вместе, Али-хан. Да, в городе жарко, но твое имение в Гяндже окружено деревьями и виноградниками. Давай поедем, там ты будешь чувствовать себя дома, а Куколка сможет нежиться в тени.
Я не мог не согласиться. Мы сели в поезд, на вагонах которого красовался герб нового Азербайджана, и по длинной широкой пыльной дороге прикатили на нем в Гянджу.
Церкви и мечети были окружены низкими домами. Высохшая река отделяла мусульманский квартал от армянского. Я показал Нино камень, к которому вражеские русские пули сотню лет тому назад пригвоздили моего прадеда Ибрагима. В реках, окружавших наше загородное имение, высунув лишь голову, неподвижно лежали буйволы. В воздухе стоял запах молока, а виноградины в садах были размером с коровий глаз. Головы крестьян были выбриты на макушке и разделены пробором спереди. Маленький домик с деревянной верандой был окружен деревьями. При виде лошадей, собак и кур Куколка рассмеялась.
Мы распаковали вещи, и мысли о министерстве, соглашениях и станции Ялама покинули меня на несколько недель. Мы лежали в траве. Нино жевала горькие стебельки, подставляя солнцу свое ясное и умиротворенное, как небо над Гянджой, лицо. Ей исполнилось двадцать лет, и она оставалась все еще слишком тонкой по восточным меркам.
– Али-хан, эта Куколка – моя. В следующий раз родится мальчик, и он будет твоим.
Затем она стала подробно планировать будущее ребенка, которое включало теннис, Оксфорд, курсы английского и французского языка, общее европейское образование. Я не сказал ни слова. Куколка была еще слишком маленькой, а у Яламы стояли тридцать тысяч русских. Мы играли на лужайке и обедали на коврах, расстеленных на траве в тени деревьев. Нино плескалась в речушке неподалеку от лежавших буйволов. Нас пришли навестить крестьяне с маленькими круглыми шапочками на голове. Они поклонились своему хану и передали корзинки с персиками, яблоками и виноградом. Мы не читали никаких газет и не получали писем. Мир для нас заканчивался на границах нашего имения и казался таким же прекрасным, как и в Дагестане.
Однажды поздним летним вечером, когда мы сидели в комнате, послышался дикий конский топот. Я вышел на веранду. С коня спрыгнул худощавый мужчина в черной черкеске.