– Что должно случиться в нашей стране? – спросил я его.
Он сдвинул брови и какое-то время молчал. Мухаммед Гейдар не отличался способностью размышлять. Наконец он выдал:
– С нашей страной? Мы должны строить мечети. Орошать землю влагой. Наша земля иссохла. Эти иностранцы не должны твердить, что мы глупы. Даже если и глупы, какое им до этого дело. И потом, думаю, было бы неплохо разжечь большой костер и сжечь все эти нефтяные вышки. Зрелище еще то, и мы вновь обеднели бы. Вместо нефтяных вышек я построил бы красивую мечеть, выложенную голубыми плитами. Мы должны привезти быков и засеять землю пшеницей.
Он умолк, наслаждаясь этими видениями. Ильяс-бек счастливо рассмеялся:
– И потом запретить чтение и письмо, вместо электричества мы станем пользоваться свечами, а самого глупого поставим во главе страны.
Мухаммед Гейдар пропустил эту насмешку мимо ушей.
– Все правильно, – сказал он. – В старые времена глупцов было еще больше. И вместо нефтяных вышек они рыли каналы и грабили приезжих, не позволяя им грабить себя. В те времена людям жилось лучше, чем сейчас.
Мне хотелось обнять и расцеловать этого простака. Он говорил так, как будто сам являлся глыбой этой измученной земли. Вдруг кто-то резко постучал в окно. Я подскочил и открыл дверь. В комнату вбежал Сеид Мустафа. Его эммаме съехал с головы, а по лицу струился пот. Зеленый пояс развязался, а серая накидка была вся в пыли. Он свалился на стул и, еле переводя дыхание, сообщил:
– Нахарарян похитил Нино. Полчаса тому назад. Они сейчас на мардакянской дороге.
Мухаммед Гейдар мигом вскочил с места. Глаза его от ярости сделались маленькими.
– Я седлаю коней, – сказал он и выбежал на улицу.
Кровь прилила к моей голове, в ушах стоял барабанный шум, как будто кто-то невидимой рукой стучал меня палкой по голове. Откуда-то издалека слышался голос Ильяс-бека:
– Успокойся, Али-хан, успокойся. Подожди, пока мы не настигнем их.
Узкое лицо его было очень бледным. Он подпоясал меня ремнем, с которого свисал прямой кавказский кинжал.
– Ну вот, – произнес он и вложил мне в руки револьвер, продолжая утешать меня: – Спокойнее, Али-хан. Держись, пока мы не доберемся до мардакянской дороги.
Я механически засунул оружие в карман. Сеид Мустафа приблизил ко мне рябое лицо и зашевелил толстыми губами, прерывисто выдавая информацию:
– Я вышел из дому, чтобы повидаться с муллой Гаджи Максудом. Он остановился рядом с оперным театром. Мы распрощались в одиннадцать часов, как раз когда закончился этот грешный концерт. Я видел, как Нино садилась в машину с Нахараряном. Но машина не тронулась с места. Они о чем-то говорили, и мне не понравилось выражение лица Нахараряна. Я подкрался поближе, чтобы подслушать разговор. «Нет, – говорила Нино. – Я люблю его». – «Но я люблю вас еще больше, – настаивал Нахарарян, – здесь не останется камня на камне. Я вытащу вас из когтей Азии». – «Нет, – сказала Нино, – отвезите меня домой». Он завел мотор. Я успел запрыгнуть сзади на машину. Машина поехала по направлению к дому Кипиани. Я не мог разобрать, о чем они говорили, но разговор ни на минуту не прекращался. Машина остановилась у дома. Нино плакала. Вдруг Нахарарян обнял и поцеловал ее. «Вы не должны попасть в руки этих дикарей!» – крикнул он и принялся что-то нашептывать. Я услышал лишь конец фразы: «…ко мне домой в Мардакян, мы поженимся в Москве и затем отправимся в Швецию». Я видел, как Нино пыталась оттолкнуть его. Затем опять послышался звук мотора. Я спрыгнул с машины и что есть силы пустился бежать…