Произнеся последние слова, президент Макрон вдруг прикусил язык, поняв, что наговорил лишнего. И любезная женушка тоже ничем не могла ему помочь, потому что изящная французская словесность в этом поединке была как-то побоку; тут, скорее, пригодился бы профессиональный юрист, съевший собаку на подобных вопросах.
– Ну, – протянул российский президент, – так до многого можно договориться, а вообще на юридическом языке такой образ мыслей и соответственно действий – когда люди голосуют за одно, а власти, ими избранные, начинают исполнять нечто противоположное – называется нарушением общественного договора. Нарушение общественного договора – деяние, в принципе, ненаказуемое. По крайней мере, так кажется тем, кто плохо знает историю. В один не очень прекрасный момент общественный консенсус говорит, что раз власти не исполняют своих основных функций, то им следует отказать в преданности; и тогда государство, ставшее жертвой слишком хитрых политиков, начинает расползаться как прелая портянка. Россия пережила такое три раза. Один раз в самом начале семнадцатого века, и два раза в двадцатом.
– Но, месье Путин, – вскричал Макрон, – какое отношение сказанное вами может иметь к тому, что произошло в Сен-Дени?
– Самое прямое! – жестко ответил Путин. – Люди, которые, как вы говорите, вторглись к вам из сорок первого года – плоть от плоти и кровь от крови французского народа, и действуют в его интересах. В то же время существующее французское государство отрывается от этих народных интересов все дальше и дальше; с вашей, между прочим, помощью. В условиях отсутствия зависимости практической политики от результатов выборов в широких народных массах нарастает подспудный протест. И хорошо, если этот протест ограничится только уличными демонстрациями с большими или меньшими проявлениями насилия. В принципе, итог у таких форм протеста нулевой, потому что как только демонстранты начинают слишком бузить, власти могут призвать их к ответственности с применением легитимного государственного насилия. Гораздо хуже может получиться, если этот подспудный протест оседлает несистемная или внесистемная политическая сила. В этом случае чем сильнее будет у людей чувство порушенной справедливости, тем большего успеха достигнет оседлавшая протест политическая сила. Правда, и качество «справедливости» может быть разным. Одни разнесут свое государство в щебень из-за продолжающейся три года бессмысленной и никому не нужной войны, из-за голода в столице и усиливающейся нищеты простого народа, на фоне бесящихся с жиру «лучших» людей. Другие сделают то же самое ради призрака кружевных трусов, евроинтеграции и пенсий в евро. Причем первого им никто не запрещал, а второго и третьего никто не предлагал. В вашем случае ситуация несколько иная. Политическая сила, которая вмешалась в вашу жизнь, напрямую действует в интересах французского народа и против интересов наднациональной евросоюзовской бюрократии…