Но, увы, все это оказалось самой настоящей правдой… Разгром Гитлера и захват Европы сорок первого года русские осуществили с той же легкостью, с какой четыре года назад они захватили Крым. Более того, у этой правды оказались очень грозные последствия – после того, как русские столкнули мир сорок первого года с накатанных рельсов, он перестал быть нашим прошлым и обрел собственное существование. Этот факт означал, что проникать теперь стало возможно не только из нашего мира в тот, но и наоборот, что вызвало весьма неблагоприятные последствия. Уничтожив Третий Рейх, месье Путин и месье Сталин только вошли во вкус, решив принести этот ужас и в наш мир, нарушив его хрупкое равновесие, вызвав турбулентность невиданных масштабов. Я, конечно, понимаю, что каждый президент в первую очередь должен заботиться именно о своей стране, но нельзя же ради амбиций этих русских (которые думают, что они тоже что-то значат на мировой арене) жертвовать всей западной цивилизацией! Но эти двое остаются непреклонными в своем стремлении прогнуть этот теперь уже двойной мир под себя.
И вот сейчас, при разговоре с Путиным, нам пришлось убедиться в том, что шутки закончились и настало время для принятия ответственных решений… Причем эти решения дано принимать совсем не нам. Чего стоит одно только высказывание, что, мол, зачем нам тот мир, в котором не будет России – гори он тогда синим пламенем. Мой бедный супруг! Да, не зря говорили про Путина, что от него исходит нечто такое, что заставляет людей невольно открываться чуть больше, чем нужно… Что это? Аура? Гипноз? Сила личности? Печать избранности? Метод психического воздействия? Образ и репутация? Не могу точно сказать. Но явно российский президент обладает чем-то, чего нет больше ни кого… по крайней мере, ни у кого из сильных мира сего. Это ощущается очень хорошо, когда находишься с ним в непосредственной близости, даже если и не встречаешься с ним взглядом. И сегодня в образе повелителя мира, великого господина, решающего, кому жить, а кому умереть, он был особенно хорош.
Да, мы виноваты перед его страной – точнее, не мы с мужем (ведь началось все задолго до того, как Мани стал президентом), а, так сказать, коллективный Запад, стремившийся расчленить и нейтрализовать Россию в минуты ее слабости и сдерживать ее в то время, когда она начинала усиливаться. И все потому, что эта страна всегда была слишком большой, слишком непредсказуемой, и вследствие того слишком опасной для нашего европейского существования. Но я всегда сомневалась в том, что принимающие эти решения использовали правильные методы сдерживания. По моему мнению, действовать надо было мягче, не угрожать русским, а уговаривать их вступить в общеевропейскую семью, и ни в коем случае не устраивать ничего подобного перевороту на Украине. Такая угроза только мобилизовала и взбесила русских, и думаю, что с именно этого момента они решили, что Карфаген должен быть разрушен – причем любой ценой; что мы и наблюдаем в настоящий момент. Союз Путина со Сталиным, пусть только ситуационный и краткосрочный, все равно был самой плохой новостью, какую только можно было придумать.