Наверное, все это оттого, что на фоне страдающих политическим бессилием деятелей демократически-либерального толка, совершенно не изменившихся за минувшие сто лет, Сталин, подобно первому русскому императору Петру Первому, выглядит неколебимой глыбой и монументом самому себе. Петр Алексеевич тоже был фигурой весьма неоднозначной – и ноздри рвал, и головы рубил, и Петербург построил на костях, и восстание Булавина в крови утопил, родного сына приказал обезглавить, но все равно вошел в Российскую историю как вполне положительный герой. А все потому, что свою главную войну со Швецией выиграл, выход к Балтике отвоевал, и прорубил даже не окно в Европу, а богатырским плечом высадил кусок стены. Принял страну скорее азиатскую, пребывающую в ленивом сонном застое, а оставил преемникам динамично развивающуюся европейскую Державу. Вот так же и Сталин – принял от предшественников страну, в которой две трети населения не могли свести концы с концами, а оставил после себя мировую сверхдержаву, одну из двух сущих на планете. И не его вина, что преемники промотали унаследованное богатство, пустив его в распыл.
Ну да ладно о Сталине, о нем мы поговорим позже, когда я все-таки проеду по Советскому Союзу и посмотрю, насколько хорошо он и его помощники смогли воспользоваться даром, которым их оделили потомки. В истории бывали случаи, когда неожиданная помощь со стороны приводила не к ускоренному развитию, а к застою с почиванием на лаврах успехов, достигнутых чужим трудом. Сейчас меня больше всего интересует творящаяся прямо сейчас Великая Французская Трагикомедия. И знаете, почти все указывает на то, что режиссером в этом спектакле опять же подвизался господин Сталин, притом, что сценарий писали в личной канцелярии господина Путина.
Одним словом, стоило в предместье Сен-Дени появиться большой группе вооруженных коммунистических жандармов из нашего сорок первого года, как местный политический бомонд пришел в ужасное волнение и даже слегка впал в панику. Дело в том, что это предместье, переполненное выходцами из жарких стран и до того не вполне контролировалось французскими властями, а французские законы были в нем не более чем юридической фикцией. Этнические преступные группировки (сиречь хорошо организованные банды), составленные из эмигрантов по национальному признаку – с таким зверем французская полиция в мои времена и не сталкивалась. И в двадцать первом веке полиция тоже не собиралась сталкиваться ни с чем подобным, поэтому один за другим отдавала кварталы, населенные арабами и африканцами, на откуп их диких обычаев и понятий.