Но, расстреляв моих соратников, арестованных на британских территориях, Черчилль и не думал успокаиваться. Совсем незадолго до того, в конце июля, мне удалось заключить соглашение, по которому руководство подмандатной Франции на территории Сирии признавало правительство «Свободной Франции», взамен на что размещенные в Палестине британские войска прекращали против них всяческие враждебные действия, начатые в связи с уже упомянутой операцией «Катапульта». И вот, все оказалось напрасно – после того как во Франции провозгласили временное коммунистическое правительство национального единства, британские войска возобновили продвижение вглубь Сирии, и к концу августа вплотную подошли к Дамаску. У этих просвещенных мореплавателей действительно только один вечный и неизменный интерес в жизни – урвать чужое, сожрать и переварить поскорей, чтобы кусок не успели вырвать прямо изо рта.
Сказать честно, после всего произошедшего у меня просто не было иного выбора, кроме как обратиться к единственной силе, которая могла бы обуздать британскую жадность. Я имею в виду русских из будущего, союзников нынешнего Советского Союза. Они еще называют себя второй антигитлеровской коалицией, как бы противопоставляя себя еще необъявленному союзу Североамериканских Соединенных Штатов и Великобритании. Вряд ли Черчилль рискнет противоречить мощи, за несколько стремительных операций в труху сокрушившей Третий Рейх. Это, в самом начале войны Гитлера против Советов мы, не понимая ничего, могли только, открыв рот, наблюдать, как под сокрушающими ударами гибнет лучшая армия континентальной Европы. Двумя месяцами позже картина была уже вполне определенной, и ведущая роль России из будущего в русско-советском союзе являлась вполне очевидной.
Видит Бог – если бы не вызванная страхом торопливость Черчилля, я этого никогда бы не сделал. В свое время, после освобождения из плена, в двадцатом году, в чине майора польской армии мне довелось повоевать против ворвавшихся в Польшу большевистских орд. Меня даже звали навсегда остаться на польской службе>66, но мне претила спесь и глупость польских панов, и я предпочел вернуться во Францию, где меня уже похоронили и оплакали>67. Во французской политике я бы предпочел занять патриотическую, но не коммунистическую позицию, собрав под свои знамена тех, кому дороги традиционные французские ценности. Но, видимо, вечные Британские интересы со времен Столетней войны и по сей день как раз и заключаются в том, чтобы в итоге всех политических манипуляций Франция, в конце концов, прекратила бы свое существование. Теперь понятно, что антигерманское «Сердечное Согласие» было всего лишь проходным моментом, когда ушлые джентльмены, воспользовавшись неопытной простушкой Францией, вдобавок обобрали ее до нитки и подставили под удар тевтонской ярости.