– Совсем наоборот, – ответил мой собеседник, – выборы как институт демократии сохранились, да вот только качество политиков, выставляющих на них свои кандидатуры, преднамеренно резко понижено, чтобы они соответствовали целям и задачам наднациональных структур, в которые входит Франция, а также интересам транснациональных корпораций, которые владеют в вашей стране вообще всем, чем стоит владеть. Конечно, остался его государственный сектор, созданный во время вашего президентства, но и он испытывает значительное давление со стороны кругов, называющих государственную собственность неэффективной, а на самом деле рассматривающих ее как кусок, подлежащий обязательной дележке.
– А что, – спросил я у месье Иванова, – я был президентом?
– Угу, Шарль, – ответил тот, – были, да еще каким президентом! Правда, вас свергли, устроив студенческий бунт и кампанию гражданского неповиновения, но потом, когда через два года вы умерли от разрыва аорты, ваш преемник на этом посту сказал: «Генерал де Голль умер, Франция овдовела». Ваше имя там до сих пор котируется как эталон качества для политика.
Выслушав эти слова, я задумался, и в моем уме забрезжила некая догадка.
– Так вы, месье Серж, – спросил я, – хотите отправить меня в ваш мир, чтобы я сделал для вас там некую работу, потому что использовать меня здесь уже не представляется возможным. Не так ли?
– Да нет, месье Шарль, – покачал тот головой, – работа, которую мы вас просим сделать, нужна именно французам нашего мира для того, чтобы все у них было хорошо и счастливо, а мы, если что, без ваших услуг сможем вполне обойтись. В случае необходимости бойцы товарища Мориса Тореза при вполне скромной поддержке устроят вашей пятой республике такой зажигательный канкан, что всем чертям тошно станет. Главная наша задача – сделать так, чтобы с французской земли никто и никогда больше не угрожал нам войной, и она будет решена в любом случае.
– Понятно, месье Серж, – кивнул я, – вы берете меня за горло. Франция для меня всегда превыше всего, в каком бы из миров не находилась. Но только учтите – я почти ничего не знаю об этом самом вашем мире двадцать первого века и по неопытности могу наделать немало глупостей…
– Но в принципе, месье Шарль, вы согласны? – полувопросительно-полуутвердительно произнес месье Иванов. – В таком случае, если мы сядем в кресла поудобнее, я хочу поведать вам всю эту историю без всяких утаек, прекрас и очернений. Ведь если вы согласны на наше предложение, то должны знать все, и даже несколько более того.
– Да, месье Серж, – подтвердил я, – я согласен на ваше предложение. Но только объясните мне, пожалуйста, как можно знать «более чем все»?