Победителей не судят (Михайловский, Маркова) - страница 185

В ответ мой собеседник, устроившийся в кресле, закинув ногу на ногу, только усмехнулся.

– А это просто, месье Шарль, – пояснил он, – «все» – это сами события во всей их полноте, на таком уровне информацией может владеть хорошо осведомленный обыватель. «Более чем все» – это информация об разнообразных закулисных политических ходах, заказчиках и исполнителях тайных акций, которые для обывателя выглядят как случайные происшествия или даже стихийные бедствия. Короче – возня бульдогов под ковром и все ее последствия. Но давайте слушайте. Начнем с того самого момента, когда ваша история начала отличаться от нашей – то есть с 22-го июня 1941 года. Иначе для вас все время будут оставаться непонятные моменты…

* * *

Еще три часа спустя, там же

Три часа пролетели для меня незаметно, и только глянув на настенные часы после завершения рассказа, я понял, сколько прошло времени. Сначала, чтобы не утомлять меня ненужными подробностями давно минувших дел, месье Иванов был краток, останавливаясь только на ключевых моментах. Но чем ближе история была к двадцать первому веку, тем большими подробностями пестрел его рассказ. Явно подчеркивались те моменты, когда Франция теряла часть суверенитета. Особое внимание месье Иванов сосредоточил на том, как чисто экономическое «Объединение угля и стали», созданное для оптимизации работы европейской металлургической промышленности, выросло в огромного политического монстра, именуемого Европейский Союз. У меня от ярости буквально шерсть дыбом встала на загривке, когда я узнал, что существует какое-то наднациональное общеевропейское правительство, которое диктует властям Франции. какую политику им вести, во что верить, с кем дружить, а с кем враждовать, на что тратить деньги, на что не тратить – и так во всем, вплоть до самых мелких мелочей. И над всем этим балаганом с куклами на веревочках торчат омерзительные рожи двух англосаксов: дяди Сэма и Джона Буля>70.

Оказывается, первые организации, превратившиеся потом в этот ужас, образовались еще до того, как я стал президентом. Да я был, собственно, и не прочь, пока этот проект не выходил за чисто экономические рамки. Меня для того и постарались отстранить от президентства, чтобы открыть зеленый свет замершей было на десятилетие так называемой «европейской интеграции», а на самом деле – процесса захвата власти наднациональной бюрократией.

По моему мнению, этот самый Европейский Союз, единственная в своем роде колониальная империя без метрополии – зеркальное отражение Советского Союза, который попытался стать Империей, состоящей из одной метрополии без колоний. Ведь, в отличие от советских властей, которые с первых же часов взяли на себя ответственность за благополучие будущих новых сограждан, власти Европейского Союза горазды только издавать распоряжения, и их абсолютно не волнует, как эти распоряжения отразятся на жизни граждан тех стран, которых они касаются. И никто не чувствует себя защищенным от какого-нибудь вопиющего произвола, когда рыбакам могут запретить ловить рыбу, шахтерам добывать уголь, а фермерам сеять пшеницу.