Я долго осматриваюсь, хотя тут, по сути, не на что смотреть. Я в жизни не видел более депрессивного пейзажа. Буквально – ничего вокруг.
Ничего посредине.
Ничего на небе, ничего на море или на острове.
Ничего.
Но через какое-то время я приметил на берегу некую едва заметную точку, не бывшую ни россыпью гальки, ни водой. Такая черточка неизвестного размера, поскольку тут не с чем сравнивать. Может оказаться и пингвином, и полуметровым столбом.
Однако черточка начинает расти, и я прихожу к выводу, что это человеческая фигура. Значит, мое дурное «я», с которым придется вести мистический поединок. Или – я добрый, откуда бы мне знать? Хватит и того, что мы станем сражаться.
Голыми руками, как полагаю, поскольку пистолетов тут не видно. Еще мы можем перебрасываться камешками. Это немного что даст, поскольку те размером с небольшое мыло, а значит, поединок может затянуться.
А не хотелось бы.
В последние недели я ничего другого и не делал. А в конце еще и метал голыми руками молнии и теперь обессилен. И, собственно, не понимаю, отчего бы мне попасть в здешние рай или ад? Я приезжий. Нужно бы потребовать передачу под соответствующую юрисдикцию.
Черточка обретает все более человеческие формы, и я вижу, что человек этот опирается на палицу или палку. Плохо, что за божий суд, когда у одного есть палка? Я тоже хочу палку.
Потом я замечаю еще одну фигуру, что приближается с другой стороны, а потом еще одну – с четвертой стороны света. Никогда бы не подумал, что у меня такая сложная личность. Четыре аспекта? Хороший, плохой… и что? Отвратительный? А еще и средний? Что вообще происходит?
Я даже не знаю, создадим мы отряд или будем все на одного? Или две пары противников?
Потом я вижу еще одну фигуру, совсем недалеко. Женщина стоит на коленях и пересыпает камешки. Точно, а что тут еще делать?
Я иду в ее сторону, оскальзываясь на гальке, поскольку я ближе всего к ней. Те тоже приближаются, но они еще далеко.
Когда она слышит скрип камней под моими ногами, поднимает голову, и все становится ясно.
– Добрый день, – решаюсь я на английский, поскольку по-испански могу выдавить из себя едва лишь несколько фраз. Она смотрит на меня в ошеломлении.
– Где я?
– Понятия не имею, – развожу руками. – Полагаю, на Мидгарде.
– Кто вы?!
– Я прилетел за вами.
– Не подходите! Это вы меня пленили! Дали мне наркотики! Устроили надо мной эксперименты! Убили моих детей!
– Тише, прошу вас. Это был карантин. Необходимый, поскольку вы совершали неконтролируемые чудеса. Могли причинить вред себе или другим.
Она втыкает в меня взгляд, и вдруг глаза ее становятся стеклянными, замершими, с неподвижными суженными зрачками, и я понимаю, что у нас проблемы.