— Далеко ли собрался, Кари? — спросила она.
Он не понял ее. Наверно, оттого, что обомлел.
. — Ты не слышишь, Кари?
Нет-нет, он все слышал. Он сказал:
— Я плыву туда.. — И указал на нос лодки.
Это ясно и без его жеста: корма же всегда бывает сзади, а плывут по носу.
Гудрид рассмеялась и сказала:
— Наверное, Кари, ты замечтался. Твои мысли где-то далеко.
— Да, — признался он, притормаживая веслом движение лодки.
— О чем же они?
Кари вообще не умел врать. Тем более — сказать неправду милой Гудрид. Он признался, что очень озадачен неким происшествием…
— Каким же, Кари? — Гудрид шагала вдоль берега по движению лодочки.
Кари рассказал — очень коротко — про то, как бились вчера на Форелевом ручье Фроди, Ульв и их братья.
— Кого-то из них наверняка нет в живых, — заключил Кари.
— А что ты там делал?
— Ничего.
— Разве так бывает, чтоб мужчина ничего не делал?
Кари задумался: сказать ли правду? А не сказать — нельзя. Нечестно. Следовало бы вовремя прикусить язык. Но теперь — делать нечего. И тем не менее он твердо решил не выдавать хотя бы Тейта. Кари сказал так:
— Я брел лесом. И вдруг увидел, как на Форелевом ручье бьются люди. Смертным боем.
— Ты попался им на глаза?
— Наверное, нет.
— Это хорошо, Кари. Незачем лезть в чужие дела, особенно когда тебя об этом не просят.
Всего пятнадцать зим этой Гудрид, а говорит, словно зрелая, опытная. Должно быть, повторяет чьи-то чужие, но умные слова.
— Да, Гудрид, незачем лезть в чужие дела. Я же не люблю, когда суют нос в мои.
— Похвально, Кари. Тебе двадцать? Или больше?
— Двадцать.
— Да? — недоверчиво произнесла Гудрид: Кари выглядит старше.
— Твоя мать знает это не хуже моей, — сказал Кари. — Ведь мы с вами живем рядышком.
Гудрид ничего не сказала, нагнулась, сорвала цветок и присоединила его к своему букету.
Речь его иссякла. Что бы еще сказать? Попросить, чтобы она никому ни слова про битву на переправе?..
— Гудрид, сделай одолжение…
Она остановилась, весело посмотрела на него, и душа у Кари ушла в пятки.
— Говори, Кари.
— Я тебе рассказал большую тайну. Она не только моя. Но еще одного человека. И этот человек просил никому не говорить о том, что мы видели.
— Даже мне?
— Об этом не было разговору. Просто — никому.
Девушка тряхнула косами — они были толщиной с корабельный канат из пеньки.
— Я ничего не видел, Гудрид, — продолжал Кари. — Так наставил меня тот человек.
— Тейт, что ли?
Право же, колдунья эта Гудрид! Она, кажется, все знает, все понимает… Бессмысленно было скрывать, и он сказал:
— Да, Тейт.
Гудрид отыскала в высокой траве еще несколько цветов.
— Хорошо, Кари. Это не узнает никто, если только мы с тобой одни.