Музыка кончилась. Я подумала, что, наверное, они останутся там, на площадке, чтобы еще немного потанцевать. Мне почему-то казалось, что она, Альбина, хорошо танцует и, конечно, не захочет лишать себя удовольствия потанцевать еще. Но они вернулись. Видимо, они успели о чем-то поговорить, потому что Катя вдруг мило мне улыбнулась и спросила:
— А вы чем занимаетесь? — и я увидела, как ушки Альбины — маленькие, ровненькие, тесно прижатые к голове ушки навострились, прислушиваясь к намечающейся беседе.
— О, — сказала моя подруга, — перед вами, девочки, сидит великий русский писатель, так что будьте внимательны, ловите каждое слово. — И она уставилась на меня с наглым, благоговейным трепетом, от которого по моей спине сразу же побежали мурашки.
Задушу в первой же подворотне, мстительно подумала я.
— Это правда? — спросила Катя. — Вы действительно великий писатель?
— Она лжет, — ослепительно сияя улыбкой, сказала я. — Я не великий писатель.
— А кто? — не сдавалась Катя.
— Да так, нечто среднее между большим и великим, — и я радостно закивала, давая понять, что все это дружеская шутка, не больше.
— А, — сказала Катя. — Понятно. — Она хитро на меня посмотрела. — А я уж и правда подумала, что вы писатель.
— Боже сохрани, — сказала я.
И тут опять включили музыку.
— Может быть, все-таки потанцуем? — спросила Альбина. — Раз уж вы не писатель.
Она протянула мне ладонь. Ну же, решайся, мысленно сказала я себе. Всего один танец — даст бог, не помрешь.
— Потанцуем, — сказала я и положила руку в ее ладонь. Она улыбнулась.
Мы встали.
Танцплощадка была до такой степени укомплектована, что вряд ли бы там нашлось место еще для двоих. Вот и славно, мелькнула малодушная мысль, сейчас она это увидит, и мы уйдем. Но мы не ушли. Не доходя до площадки нескольких шагов, она остановилась и, повернувшись ко мне, задумчиво сказала, с каким-то странным сомнением глядя в мое лицо:
— Только я не люблю топтаться на месте. Мы будем… танцевать, хорошо?
Я тут же встревожилась: что она имела ввиду, говоря это странное слово «танцевать»?
— Хорошо, — сказала я, стараясь стучать зубами как можно тише. — Конечно, мы будем танцевать, о чем речь, — и я широко улыбнулась, демонстрируя полное присутствие духа при полном отсутствии ума.
И вот тогда-то она и сделала это, стоя там же, рядом с танцевальной площадкой. Ровным, чистым полукругом она вдруг обняла меня за талию своей правой рукой, а левой рукой взяла мою правую руку и, легонько приподняв ее, уверенно и почти небрежно кинула ее себе на плечо.
И вот что удивительно, вот чего до сих пор никак не могу я понять, но моя рука вдруг плавно и четко — плавно и четко! — опустилась туда, куда надо, — на ее плечо, да, прямо на ее плечо, обтянутое белой — белой! — жилеткой. И, замерев на мгновенье — так замерев, как будто исчезнув, — девочка сделала шаг назад и вдруг закружила меня в танце.