Короче, если Ленчик поймет, что то, что случилось, моих рук дело, — взбесится непременно. Он и так бесился, потому что на всех трех встречах, что у нас с ним были, вела я себя крайне непочтительно: первые два раза просто утверждала, что американка, что не понимаю по-русски и что в любую секунду могу обратиться в ФБР, а в третий раз, когда увидела Виктора и поняла, что теперь уже врать глупо, разговор вела исключительно жесткий, резкий, плюя на громкий его титул вора в законе. И потому, что я не блатная и по понятиям не живу, и потому, что он сам понятий не признает, а значит, вор он только по званию. Какой Ленчик на хрен вор, если грозил меня сдать ФБР — “в падлу” это по воровским законам, а ему — не в падлу.
Но как бы он ни бесился, сдавать он меня не будет: он в разговорах со мной дважды заявлял, что убрал Яшу, а я ему еще сказала, что две последние беседы записала на диктофон, и даже его продемонстрировала, а он просто лежал в сумочке в невключенном состоянии, хрен бы он чего оттуда записал. Но Ленчик поверил, так что бешенство его на такой шаг толкнет вряд ли, — хоть и бычина он тупой, должен понимать, что сядет надолго, если вообще не пойдет под вышку. Надо ему это? Нет, конечно, ему бабки нужны, ему надо с меня вырвать пятьдесят миллионов и получить обещанную за возврат долю, и думаю, что потом он с меня и дальше попробует бабки тянуть — если отдам то, что должна, решит, что я сломалась, а значит, можно рвать из меня сколько угодно.
А еще проще ему меня убрать — чтобы никому ничего не рассказала. И в свете того, что погиб тюменец, представитель тех, кто и разыскивал больше года эти бабки, убьет он меня наверняка. Получит деньги, никакой Тюмени об этом не сообщая, а потом убьет, чтобы и узнать-то не у кого было, отдала я или нет. И Тюмень оповестит, что должна была тварь деньги отдать, но покончила жизнь самоубийством от страха, или там в автокатастрофе погибла, или еще чего. Те же вообще наверняка не знают точно, кого их человек вместе с нанятым им Ленчиком ищет — не верю, что тюменец по телефону сообщал своим, как идут дела, а если и сообщал, то не называл ни имени моего, ни каких-либо фактов. Стремно такое огласке придавать.
И что, интересно, будет теперь делать Ленчик? Он знает, что за мной нет никого, что единственная моя опора, Кореец, канул где-то в Москве, и даже я не верю, что он жив. Неужели подумает, что удар пришел от меня? А от кого еще, с другой стороны? Он неместный, никому, я думаю, дорогу здесь не переходил, на поклон к лос-анджелесскому русскому мафиозному боссу, мистеру Берлину, являлся — это мне Ханли сообщал, следивший за Ленчиком. И не верю, что Ленчик этому Берлину сказал, зачем здесь: уж больно сладкий кусок эти пятьдесят миллионов, чтобы делить его на много человек. Так что он наверняка соврал что-нибудь — не случайно ведь только своих людей задействовал, привез из Нью-Йорка.