Эвелина забрасывает ногу, потом делает поворот, потом откидывается назад, только чудом не ломая позвоночник. И снова поворот, изящный взмах руки. Неуловимое движение — и она уже стоит на кончиках пальцев. Тонкая дымная фигурка, на которую страшно даже дышать. Что-то такое, как будто выпавшее из другой реальности.
Не знаю, откуда берется все это романтическое дерьмо, и почему меня от него не тошнит. Только на мгновение в голове проносится мысль, что я еще могу сбежать, и спаси нас обоих. Не уйти, а именно сбежать, даже если это как-то совсем уж позорно звучит.
Эвелина перестает кружиться, устало опускается на пятки и наклоняется, чтобы отдышаться. Узкие плечи тяжело и часто поднимаются, опадая, как мне кажется, с беззвучным стоном. Но через пару секунд Снежная королева распрямляется — и смотрит прямо на меня. На миг в прозрачно-голубом взгляде сквозит удивление, и я дополняю эту чудесную специю, показываю два билета в кино. Думал, хотя бы улыбнется, но она просто стоит и смотрит, и даже не шевелится.
«Распусти их», — одними губам говорю я, на всякий случай помогая себе жестами.
Эвелина аккуратно вытаскивает пару шпилек, снимает резинку и встряхивает руками чистую платину волос.
Белое и черное. Определенно ее цвета.
Я просто хочу ее трахнуть. Как и в прошлые разы, когда эта потребность была за пределами границ самоконтроля и понимания.
Эвелина продолжает заниматься, а я, прячась под зонтом, много и медленно курю.
Она выходит не в шесть тридцать, а в семь, но мы все равно никуда не опоздаем. Я иду ей навстречу, чтобы прикрыть зонтом, и веду к машине. Снежная королева не хочет садиться в салон, просит постоять под дождем хоть пару минут.
— Вот, — достает из сумки внушительных размеров коробку, перевязанную простой лентой. — Это тебе.
— Открой, руки заняты.
Она как будто даже рада, потому что забрасывает все вещи на заднее сиденье и через мгновение подносит к моему лицу ту самую ракушку с фотографии.
— Думал, она будет меньше, — говорю я, просто чтобы не стоять истуканом.
Эвелина становится на носочки, крепко сжимает в кулаке толстовку у меня на груди и подносит ракушку к моему уху.
Слишком, блядь, близко. Не ракушка, а вот эта дымная абсентовая фея. Не выдерживает мой прямой откровенный взгляд глаза в глаза, прячется за серебром ресниц, но все-таки подается навстречу. Тягучая и почти прозрачная, как липовый мед, который хочется слизать кончиком языка. И, хоть я не верю в эту чушь, внутри раковины громко шелестит прибой, и каждая волна выбрасывает на берег осколки того немногого, что осталось от слова «дружба с бриллиантовой девочкой».