Лошадей. Сынок ее, корнет,
За отчизну пал. Но что ей слава!
Ни могилки, ни портрета нет.
— Нарисуешь, бог тебе поможет.
Что скажу — на холст переноси…
Он — пригож…
Да мало ли пригожих
Сыновей у матушки Руси!
И художник то штрихом, то цветом
Подбирал глаза, улыбку, бровь.
А меж делом, под весенним цветом
Молодая заиграла кровь.
Барыня сиротку воспитала
Для услуг. Да так, чтобы она
И романы на ночь ей читала,
И была учтива и скромна.
И таскала барыня, скучая,
День и ночь служанку за собой:
— Неонилка! Завари-ка чаю!
— Неонилка, выдь да песню спой!
— Почитай на сон. А утром рано
Ехать в город ты со мной должна…
Лучше б не читать ей тех романов,
Если крепостною рождена!
Как же юным под сиротской стужей
Не услышать сердца перебой
И не протянуть друг другу души,
Рабской породненные судьбой!
А весна охапкой, не по горсти
Им тянула в окна, не стучась,
Белые жасминовые грозди
И листвы затейливую вязь.
И писала этой тайной вязью
Вечно молодые письмена
О любви и о неверном счастье,
Что короче, чем сама весна.
А работа шла. Портрет гусара
Живописец выполнил, как мог,
И, когда закончил, мать сказала:
— Ты вернул мне сына, видит бог!
Прослезилась, отблагодарила,
Расплатилась. Подали коня,
И шепнул тихонько Неониле
Он два слова:
— Ожидай меня.
И домой как вихрь.
А дома — горе.
Слег старик, на лбу холодный пот.
Хворый, он зачем-то ездил в город,
А теперь лежит, кончины ждет.
Непривычно ласково приветил:
— Сядь, сынок, поведай, не таи —
Что на сердце… Я давно приметил
Все печали скрытые твои.
И прервал признанье:
— Знаю, знаю…
Не мечи словами, как казной.
Неонила — девка крепостная,
Да и ты покамест крепостной.
Боже правый! Нил да Неонила —
Два раба — невеста и жених!..
И рука, слабея, осенила
На прощанье…
Сын к руке приник.
Глубоко глаза ушли в глазницы,
Отчий взор был темен и колюч,
— Дай шкатулку мне из-за божницы…
Отстегни с цепочки медный ключ…
Завещаю! Вот твое наследство.
Береги шкатулку. А пока…
Смерть за дверью… Надо оглядеться…
Позови…
— Кого, отец?
— Попа.
Отошел. Земле предали тело,
Разошлись, толкуя кто о чем,
И тогда отцовский дар несмело
Нил достал и отворил ключом.
Пустота! Один бумажный свиток,
Медяки да горстка серебра.
И трудились вроде не в убыток,
А поди ж, ни денег, ни добра.
Развернул бумагу при лампаде.
«Хоть скупился старый богомаз, —
Думал он, листок рукой разгладив, —
А меня от скупости упас».
Вдруг на свитке задрожали буквы
И сургуч запрыгал на шнуре:
— Вольная!
Так вот зачем так скупо
Жил старик в глухой своей норе!
Записал: «Игнатьев Нил, художник».
Он — свободен, эка благодать!
Он теперь потрудится, как должно,