И не по глазам — по сердцу плетью
Хлещет слово страшное:
— Ослеп!
Он ослеп, когда работать надо,
С жаждой жизни в сердце и уме.
Пытка мраком — вечная расплата
За существование во тьме,
За талант, что малодушно предал,
Подло струсил сам перед собой…
Думал вслух он, думал, а не бредил.
И рванулся, как в смертельный бой,
К той мечте.
А мир, лишенный красок,
Дышит, греет, в песнях не заглох.
Рядом пропасть… Сделать шаг и — насмерть?
Превозмочь себя?
А что он мог?
Что он мог? Молчание нарушив,
Жалкие слова произнести?
Горсть подземных каменных жемчужин
Девочке в подарок принести?
Что он мог, прозябший и усталый,
Что он мог, голодный, испитой,
Вывернувший сыростью суставы,
Ослепленный вечной темнотой?..
Что он мог!
А мог он очень много.
Мог в берлоге человеком быть.
Мыслить мог, а значит, помнить мог он,
Помнить мог, а значит, и любить.
И неправду жгуче ненавидя,
И любовью правый суд верша,
Возвращался он в свою обитель,
И живой была его душа.
Шел он к нерожденному портрету,
Шел к завету, замыслу, мечте.
Света нет, так он его без света
Вырубит на ощупь, в темноте.
Кременцы у древнего ночлега
Видел он, зарытые в золу, —
Тесаки из каменного века
В век железный врежет он в скалу.
Вглядывался зрячими перстами
Он в прожилки скального пласта —
Тут, века медлительно листая,
Все хранит навечно высота.
Не порушат сводов зверь и птица,
Горный щит пещеру стережет,
Писанную мужеством страницу
Мать-природа людям сбережет.
Одержимо, до седьмого пота,
С головой в работу он ушел,
Погрузился, как в живую воду,
Опаленной жаждою душой.
В камне — словно песня зазвучала,
Пели в ней зорянки и клесты
И рождались добрые начала
Солнца, жизни, света, красоты.
— Что ты робишь? — тонкий детский голос
Прозвенел внизу, как бубенец.
— Я свою досказываю повесть,
Сочиняю радостный конец…
И долбил, долбил он камень вечный,
Зачищал, оглаживал, гранил.
— Дай-ка мне кремневый наконечник,
Где-то тут его я обронил.
— Этот, что ли?
Пальцы, будто грабли,
Пустоту скребли перед собой.
— Ой, родимый! — девочка по-бабьи
Вскрикнула. — Да ты никак слепо-ой!
— Что ты, Нюрка! Зря ты, Нюрка, плачешь,
Хватит слезы попусту трясти!
Я могу теперь, как самый зрячий,
Людям дар прекрасный принести.
Сбереги, дитя, для слабых жалость,
А моя душа — в живом огне…
Время шло, и сказка продолжалась
В каменной пещере на стене.
Беспросветной, бесконечной ночью,
Может, год, а может, много лет
По зернинке маковой, на ощупь
Нил ваял девический портрет.
Оживлял творение природы
Красотой любимого лица —
Пусть встречает путников у входа
Строгого подземного дворца!
Он творил, себя надеждой грея,
Что сюда счастливые придут,