И это место… Я вернулась бы сюда, даже если бы никто не предлагал мне работу.
Концерт слышался еще на лестничной площадке. Я открыла дверь своим ключом и осторожно вошла, пиная перед собой тяжелую сумку.
Вошла я вовремя. Раздался внушительный проигрыш, знакомый с детства, и знакомый же голос затянул арию из оперы «Кармен». Волна известной (до тошноты) классической музыки внушительно, подобно Кармен, проплыла по комнатам. Покорно дослушав до окончания, я заглянула в кухню.
Сковородки гремели, переставляясь, радио вещало о перерыве, а бабушка, то есть простите, графиня Трубецкая, руководила парадом.
— О, явилась не запылилась! — фыркнула она, закуривая. — Что так рано?
— Ах, простите, что помешала вашему тет-а-тет, — любезно заметила я, снимая обувь. — А ты, как я погляжу, времени зря не теряешь. Распеваешься… Хоть бы сменила репертуар.
— Я уже слишком стара для перемен! — манерно откликнулась она. Подошла — высокая, худощавая, с безупречно прямой спиной и шикарной прической — и клюнула в щеку.
— Но не стара для вредных привычек, — заметила я ядовито, возвращаясь в коридор и затаскивая сумку в комнату. Наш ежедневный спектакль послушно катил по привычному руслу.
— Не учи меня жить, мелочь! — вытряхнула графиня Трубецкая. — Заведи свои привычки и отстань от тех, кто хоть что-то понимает в жизни! А, кстати, как все прошло? — уже нормальным голосом крикнула она из кухни. — Приз зрительских симпатий?
Она не верила ни в мои способности, ни в том числе, в успех нашей труппы, которую она считала «пустым прожиганием времени, которое можно было посвятить поступлению в ВУЗ».
— Приз Смирнитскому — в номинации «Открытие года». Гран-при нашей «Собаке на сене».
— Да ты что?! — графиня Трубецкая пришла из кухни с половником в руках. С половника капали капли борща. На моей памяти она лишь раз поступила так опрометчиво и бездумно, но тогда и причины-то были посерьезнее. — Шутишь!
— Многоуважаемая госпожа… — начала я.
— Ох!.. — бабуля махнула на меня рукой и, заметив свою погрешность, унеслась в кухню.
— А матерь где? — крикнула я вглубь комнат, выходя в коридор и заглядывая в зеркало. Зеркало отражало худющую мою физиономию, обрамленную черными беспокойными волосами. Синяки под глазами удачно оттеняли голубые глаза, которые на похудевшем лице казались еще больше. Одежда висела мешком и, признаться, мне это не доставляло особого удовольствия. Даже когда я занималась танцами, я не могла добиться таких результатов, а тут — на тебе.
— Приехал некий граф и увез ее в неизведанном направлении! — провозгласила бабуля из кухни. Мы всегда разговаривали так друг с другом.