- Ваня, да я бы рад. Знаю, что ты не стал бы просить за какого-нибудь балбеса. Но пойми меня, не могу я теперь обойти этот циркуляр. Доброжелатели враз наверх доложат. Аннулируют выданное свидетельство об испытаниях и больше его твой протеже не получит никогда!
- Ваше высокоблагородие, разрешите обратиться? - оба надворных советника повернулись ко мне. - Константин Николаевич, а можно документы в апреле перед испытаниями сдать, а то больше двух месяцев в Благовещенске жить для меня накладно будет, да и негде пока.
- На это нарушение я смогу пойти, - Соловьёв опустил голову под укоризненным взглядом Бекетова. - Но большего от меня не требуйте!
- Спасибо, ваше высокоблагородие. Тогда я прибуду в середине апреля, напишу прошение и сдам необходимые документы и оплату. И ещё один вопрос, а в какой одежде мне экзамены сдавать?
Соловьёв задумался, внимательно оглядел мою одежду и произнёс:
- Я думаю, новой формы казака Амурского казачьего полка без погон будет достаточно. Не мундир же гимназиста тебе шить.
На этом и закончилась моя первая попытка сдать экстерном экзамены за шесть классов Благовещенской мужской гимназии. Свидетельство о данном испытании зрелости давало мне право поступать в восемнадцать лет на службу и сдавать экзамены в юнкерское училище.
Расстроенный Бекетов предложил мне проживать у него, пока буду сдавать испытания экстерном, но я данное предложение с благодарностью отклонил, объяснив, что в это время буду, вернее всего, состоять на службе в торговом доме 'Чурин и Ко'. После этого заявления пришлось рассказывать о договорённостях с купцом Касьяновым, чем в очередной раз 'удивил' Бекетова. По его словам дом Чурина не всяких взрослых казаков брал в сопровождение своих караванов и обозов. Тут же в охрану берут даже не казаков-малолеток, а казачат.
Расстались с Бекетовым по-доброму, так же как и с Касьяновым. Получил от последнего оставленные на сохранность деньги и первый контракт на проводку с конца февраля по начало апреля его санного обоза от станицы Черняева до Шилкинского завода и обратно. Нанимал он меня с моим десятком казачат на сорок дней с очень хорошей оплатой и довольствием на время службы. С этим же обозом я планировал вернуться в Благовещенск для сдачи экзаменов.
Свои деньги в сумме три с половиной тысячи рублей, к двум с половиной за золото добавилась тысяча, которая хранилась у Селевёрстова, я вложил в деятельность торгового дома. По стандартному договору дома мне шло пять процентов годовых, если я не забирал из оборота деньги раньше условленного срока. Это было на процент с небольшим больше, чем по билетам Государственного казначейства 1887 года выпуска. По ним можно было получить свои проценты через четыре года, начиная с 1891, а у Чурина и Касьянова ежегодно. Мне показалось вложение в торговый дом более выгодным, чем, если бы деньги просто лежали у Селевёрстовых. Поэтому я свою тысячу к неудовольствию Петра Никодимыча забрал перед поездкой в Благовещенск. Первоначально хотел купить билеты Государственного казначейства, но предложение Касьянова оказалось более выгодным и удобным. До поступления в училище оставалось ещё два с лишним года. Около двухсот рублей у меня оставалось, плюс заработок за проводку, шкуры и меха. Для жизни, на форму и на сдачу экстерном экзаменов этих денег хватит, а получить через два года дополнительно триста пятьдесят рублей ничего не делая, было заманчиво. Это же годовой заработок высокооплачиваемого рабочего или денежное содержание хорунжего в Амурском полку за пять месяцев. Халява, то есть 'дадом', как говорила мудрая Сова!