— Кого ты ищешь? — спрашиваю с издевкой, прекрасно зная, что он рыщет в поисках следов присутствия в моей жизни другого мужчины.
Злость нарастает со скоростью катящегося с Эвереста снежного кома. Хочется рвануть ворот рубашки и показать ему тот шрам, который я ношу на себе в том числе и по его вине тоже. И что с таким уродством я теперь не то, что на подиум — я в постель ни с кем не лгу, даже если к моему виску приставят пистолет. Впрочем, он и так все знает.
Кончилась Черная королева. Была — да вся вышла.
— Я приглашаю тебя в ресторан, — говорит Шэ’ар, явно довольный тем, что его поиски не увенчались успехом. Всегда был собственником. Жаль только, что сам владеть хотел одновременно двумя женщинами. — Доставай свое самое красивое платье, Рора, мы идем в «Цветок Полуночи».
Я делано счастливо корча из себя дуру, хлопаю ресницами, а, когда он, наконец, отпускает мою руку, отхожу на шаг — отвешиваю еще одну пощечину. На этот раз он перестает улыбаться и хватает меня за плечи, встряхивая, словно куклу.
— Это тебе для равновесия, — говорю я, делая вид, что любуюсь красными следами на его щеках.
— Не смешно, Рора.
— Похоже, что я смеюсь? — Хотя на самом деле смеяться хочется. И не важно, что сквозь слезы. Просто мало кто на самом деле видел красавчика-вдовца Шэ’ара вот таким: получившим от ворот поворот.
— Ресторан, а завтра мы идем к пластическому хирургу, — распоряжается он, отпуская меня и без спроса распахивая гардероб.
Хмурится, когда «листает» вешалки и понимает, что там нет ни одного вечернего платья. Достает длинный темно-красный наряд. Ни разу его не надевала — в подтверждение тому на вороте до сих пор висит бирка с лейбой всемирно известного модного бренда. Дизайнер, Виктор, подарил мне его после показа, сказав, что его не достойна носить ни одна другая женщина. Еще бы, ведь талию «опоясывает» лента из крошки лунных слез. Можно сказать, что это и не платье вовсе, а банковский вклад: захоти я его продать, денег хватило бы на год жизни на широкую ногу. Собственно, только по этой причине я его и не вышвырнула вместе с остальными.
Шэ’ар рассматривает платье на вытянутой руке и весь его вид говорит о том, что перспектива увидеть меня застегнутой на верхнюю пуговицу ему категорически неинтересна. Ну а мне неинтересны его замашки, на которые он больше не имеет никакого права.
— Сегодня пойдешь в этом, — «разрешает» он.
— Боги, королевское же великодушие! — вплескиваю руками и выплевываю ему в лицо выразительное тройное «ха, ха, ха». — У тебя уже закончился траур?
Напоминание о прошлом заставляет его поморщиться, но и только.