Боги, лучше бы молчала.
— Ты подписала бумаги, Аврора, — напоминает Марта.
— Я прекрасно помню, что подписала, — огрызаюсь я.
— Очевидно, нет, — снова встревает незнакомка и, поглядывая на меня с осторожностью, протягивает конверт.
Марта благодарит ее взглядом, и пока эти двое пытаются слепить из меня идиотку, я снова скольжу взглядом по строчкам. Все знакомо: договор о неразглашении, мои личные данные, информация о семейном положении и согласие с условиями. Я прочла их, хоть и бегло. Но ведь это стандартные условия, я подписывала такие множество раз. И в модельном бизнесе существует негласное правило: обо всех подводных камнях обязан знать агент и он же о них предупреждает.
— Пункт пять, — подсказывает незнакомка, когда я вскидываю руки, давая понять, что ничего «эдакого» здесь нет.
Предчувствие отравляет кровь в тот момент, когда до меня, наконец, начинает доходить.
— Покупатель имеет право увеличить срок аренды… — читаю я, но буквы расплываются перед глазами. Пытаюсь снова и снова, но каждый раз меня хватает лишь на пару слов, смысл которых неумолимо ускользает.
— Если коротко: тебя купили на тридцать дней, — елейным тоном подсказывает Номер тринадцать. — Там все написано.
Тридцать дней?!
Меня купили, словно ручную обезьянку на целый месяц?!
Я рыскаю взглядом в поисках хоть чего-нибудь, чем можно запустить Тринадцатой в голову, но гнев быстро сходит на нет, когда в голову закрадывается подозрение. Смотрю на Марту, очень надеясь, что не увижу в ее взгляде подтверждения своим паршивым догадкам, но тварь отворачивается и пытается вздернуть подбородок, мол, все равно во всем виновата моя невнимательность.
О да, во всем виновата моя невнимательность и доверчивость. Ничему жизнь не научила.
— Ты продала меня, — говорю с горькой улыбкой, чувствуя себя девочкой, от которой отказались приемные родители. — Знала, что так все будет, да? Сколько тебе заплатили, Марта? — Она отмалчивается, и я громко ору: — Сколько тебе заплатили, тварь?!
— Пятьдесят тысяч, — вместо нее отвечает Номер тринадцать, предварительно посоветовавшись с голосом в наушнике.
— Ты продешевила, Марта, — елейным тоном тяну я. — Очень продешевила, Марта.
— Это всего лишь неустойка с тех контрактов, которые мне пришлось разорвать из-за твоего ослиного упрямства, — злится она. Злится не на меня, а на себя, потому что понимает — я права. Она могла получить больше, намного больше, но из жадности вцепилась в первую же предложенную сумму.
Мой рот сам собой растягивается в улыбку, из горла вырываются противные звуки, отдаленно напоминающие смех подыхающей гиены. Меня облапошили. Как девчонку обвели вокруг пальца. Да и я хороша: позволила себе забыть, что каждый раз мое доверие оборачивалось болезненным разочарованием. Не стоило об этом забывать. Ни на минуту.