– Ты юрист, что ли? – поинтересовалась она с неожиданной и слишком явной неприязнью в голосе, моментально перейдя с приторно-вежливого «вы» на хамоватое «тыканье». – Типа самый умный?
Она закатила глаза, и все окончательно встало на свои места: не было никакой феи Натали, была какая-то Наташка – продавщица из сельпо. Я подумал о том, смог бы я объяснить эту метаморфозу имен своим студентам?
– Нет, самый дурак, – в тон ей ответил я. – Это называется продавать заведомо невыполнимые услуги. Статья сто пятьдесят девятая Уголовного кодекса – мошенничество, – продиктовал я ей на память вместо ответа.
Работая с Викой несколько лет, я уже помнил некоторые особо распространенные статьи и подзаконные акты наизусть. Для походов по магазинам статья 159-я просто незаменима.
– Сейчас позову менеджера, – кинула Наталья и с томностью, достойной лучшего применения, удалилась из зала.
Разговор с менеджером оказался не менее увлекательным.
Наверное, никакой Станислав Лем, братья Стругацкие и все писатели-фантасты, вместе взятые, не смогли бы придумать столько способов использовать за месяц 10 гигабайт Интернета на не подключенной к Интернету «Нокии».
Голос менеджера был бодр, свеж и ароматен, как чистящие средства в дорогих гостиницах. Однако все это не было оценено по достоинству. Я выбил свой прежний тариф и вышел из салона в ярости, твердо уверенный, что со мной явно что-то не так, работал какой-то закон подлости: только я начинал думать, что жизнь наладилась, как тут же получал рецидив.
Я выключил телефон и в сердцах забросил его подальше в сумку. Поужинал «Дошираком» и завалился спать в тоске и злости. Филюша орал, словно заведенный: противно и протяжно, но был проигнорирован в воспитательных целях и не получил не то что свежей вырезки, как рекомендовала его хозяйка, а даже презираемого им сухого корма.
– Я тебе покажу, кто тут Макаренко, а кто Песталоцци, жирная ты задница! Ты мне ответишь за телефон! – сказал я, выйдя в коридор.
Наконец до кота дошло, что с ужином вышел облом, он сверкнул глазами, влез на шкаф для обуви у входной двери и повернулся своей самой заповедной частью тела. Никогда не думал, что буду в состоянии ненавидеть животное. Но в тот момент я ненавидел его больше, чем кого-либо в жизни. В свое оправдание могу сказать лишь то, что Филюша, с моей точки зрения, лишь условно мог называться котом. Коты и собаки, львы, орлы и куропатки, как и совсем маленькие дети, живут в другом, нечеловеческом масштабе. Им нет дела до наших суетных дел, склок и интриг. Животные настроены на ритмы большой жизни, они созвучны рекам, лесам, грозам, вулканам, солнцу и ветру. Они не убивают для демонстрации власти, не гнобят ради удовольствия, не сплетничают из любопытства. Филюша не такой. Чем больше я узнавал этого кота, тем больше начинал верить в реинкарнацию. Мне казалось, что в тело Филиппа вселился какой-то сильно начудивший в своей прошлой жизни студент из какой-нибудь жаркой далекой страны.