— Как прикажете вас понимать? — удивился начальник третьего отделения.
— Дело в том, — ничуть не смутившись, продолжал штабс-капитан, — что наш старый знакомый Алоизий Мак-Гахан, немного напутал в своей корреспонденции. В ней он описывал подвиги, вполне реального нижнего чина, унтер-офицера Будищева.
— Но отчего он связал его происхождение с графом?
— Дело в том, ваше превосходительство, что весьма вероятно Будищев и впрямь байстрюк, причем именно Блудова. Однако не графа Вадима Дмитриевича, и не его брата, давно не бывавшего в отечестве, а одного из представителей другой ветви этого довольно обширного рода. Некоего ярославского дворянина отставного капитан-лейтенанта Николая Павловича Блудова, ныне уже покойного.
— Это точно?
— Помилуйте, ваше превосходительство, откуда же мне знать? По документам, Дмитрий Будищев, крестьянин Рыбинского уезда Ярославской губернии из села Будищева. Сам он о своем происхождении ничего не говорит, хотя добрая половина нижних чинов зовет его в шутку графом. Вообще, источниками этого анекдота, являются два вольноопределяющихся того же полка, Штерн и Лиховцев. Уж не знаю, с какой целью они поведали об этом офицерам, да только те мало того, что приняли все это всерьез, так еще и приукрасили легенду, привязав ее к более известному представителю рода Блудовых.
— Да уж, — проворчал Мезенцев, — армеуты просто обожают всякие сплетни!
— Именно так, ваше превосходительство.
— А что, этот унтер, действительно такой герой?
— Более чем. Вообще, он человек в своем роде замечательный. Я бы даже сказал — исключительный!
— Вот как?
— Судите сами. Будучи призван перед самым выступлением полка из Рыбинска, он в короткое время сумел стать унтер-офицером и георгиевским кавалером. Храбр, силен, отлично стреляет из любого вида оружия.
— Так-таки и отлично?
— Я сам видел его в деле. Винтовка, револьвер, картечница… все одинаково подвластно ему!
— Любопытно!
— Кроме того, каждое утро он без всякого принуждения, занимается гимнастикой, причем по довольно любопытной системе.
— А по-немецки[83] он не говорит? — нахмурился Мезенцев.
— Я тоже об этом подумал, ваше превосходительство, и даже попытался заговорить с ним на этом языке в боевой обстановке.
— Разумно, — закивал шеф корпуса жандармов, — так мог и проговориться. И что же?
— Ничего! Либо он совсем не знает немецкого, либо его нервы крепче канатов.
— В вашем голосе какая-то неуверенность…
— Дело в том, ваше превосходительство, что одну фразу на немецком он мне все-таки сказал, однако смысл ее от меня совершенно ускользнул.