Соседка Элла, жена Лениного однокурсника, потом долго ругала ее, потому что у Рады был очевидный посттравматический шок: она вела себя заторможенно, смотрела в одну точку и вздрагивала от резких звуков. В больнице ей бы вкололи что-нибудь успокаивающее, а потом, со справкой о лечении, можно было бы получить небольшую компенсацию от службы национального страхования, что совсем не помешает при такой многолюдной семье. Рада отворачивалась и смотрела в одну точку, чтобы не слышать этих диких в своей справедливой прагматичности рассуждений. Перед ее глазами утренний автобус с чисто вымытыми окнами вздрагивал и менял цвет, покрываясь чернотой и ржавчиной.
В отличие от многих израильтян, переживших теракт, она не начала бояться ходить по улицам и ездить в общественном транспорте. Но перепуганный Леня, наспех посоветовавшись с раввином, объявил, что они уезжают из взрывоопасной столицы. Закон запрещает еврею без нужды подвергать свою жизнь риску. Вынести разлуку с Иерусалимом, особенно когда в нем проливалась кровь, казалось немыслимым. Но Рада оставалась хорошей женой и не спорила.
По рекомендации того же раввина Арье получил направление в ешиву маленького городка в центре пустыни Негев. Там была сильная религиозная община, хорошие учителя Торы, хорошие школы для детей и… и все.
День за днем, выходя на улицу, Рада видела в просветах между домами пустыню справа, слева, сзади и перед собой. Из любой точки, из каждого окошка видна была пустыня. Пустошь, если дословно переводить с иврита. Пустое пространство, линия горизонта между землей и небом.
От этой пустоты, от горячего сухого воздуха она задыхалась и чувствовала, что сама высыхает изнутри. Высыхают ее мысли, память, эмоции, испаряются жизненная энергия и молодость. Жаркий ветер выдувает из сознания последние желания и мечты…
Целыми днями она сидела одна дома. Работы в этом городке, чье название напоминало разруху, не было совершенно. Дети ходили в школу и садик, где их на пожертвования американских хаббадников учили, кормили и развлекали до самого вечера. Арье по обыкновению торчал в ешиве, постигая глубины еврейской мудрости. Он задумал стать раввином, и смотреть по сторонам, на пустыню ему было просто некогда. Смотреть на Раду он тоже не находил времени, да и ей уже было все равно. Они перестали быть друзьями, и вдруг вместе с дружбой ушла и любовь. А может, ее и не было никогда? Просто жили два хороших человека, которые что-то делали вместе и делали с удовольствием: рожали детей, строили планы, разговаривали, ложились в постель. Теперь совместное времяпровождение было регламентировано строгими правилами семейной чистоты, их интимная жизнь превратилась в ритуал, да и не интимная мало чем от нее отличалась. Стирка, уборка, магазин, плита, суббота…