— Я абсолютно не имею права вам помогать, — добавил рав Моше, — но послушайтесь моего совета: увозите их сейчас.
Рада послушалась и оказалась права. Уже в последний день выяснилось, что муж не собирается отдавать детей: через неделю приезжает его мама, а пока помогут соседки; что он не даст калечить им жизнь и прямо сейчас идет в полицию оформлять запрет на выезд… Рада знала, что никто никуда не идет, потому что вот-вот наступит суббота. Правда, полиция работает и самолеты летают, но будущий раввин Черняховски никогда не преступит закон, запрещающий в седьмой день любую трудовую деятельность, включая борьбу за собственных детей.
И все же в аэропорту, почти пустом по случаю субботы, Рада то и дело оглядывалась и ждала подвоха на каждом этапе проверки. Она замирала, когда девушки в форме поворачивались к компьютеру с паспортом в руках и переспрашивали фамилию. Хотя их фамилию переспрашивали всегда, для израильского уха и глаза она была слишком длинной… Но сейчас каждый такой вопрос повергал ее в трепет. Вот-вот ей скажут будничным тоном: «Ваши дети не могут выехать из страны. Простите, но мы ничего не в состоянии сделать. Обратитесь в суд».
Она не знала, что будет тогда — полетит ли она без детей или останется вместе с ними в пустом аэропорту, потеряв деньги за билеты и не зная, куда деваться дальше. А главное — как она им объяснит, что в замечательный город Москву, с его театрами и парками, им никогда не попасть?..
Рада окончательно успокоилась лишь в тот момент, когда самолет российской авиакомпании оторвался от раскаленной бетонки и взмыл над прибрежными небоскребами Тель-Авива, над кружевной полоской пляжа и огромным темно-синим морем.
В Москве гремели грозы, пахло тополем и мокрым асфальтом, и от этого запаха стихала боль и проходили сомнения. Рада выгуливала детей в парках и показывала им давно забытые растения: подорожник, крапиву, одуванчики. Бродила по арбатским и патриаршим переулкам, удивляясь новым названиям и отреставрированным фасадам. Жадно мазала маслом бородинский хлеб с черной пригорелой корочкой. С упоением погружалась в развалы книжных магазинов. Любовалась из окна бесконечным закатом посреди светлого вечера. Покупала у бабушек землянику в душистых кулечках. Набирала старые номера и с улыбкой слушала радостные голоса друзей.
Заплакала она лишь однажды — когда спустилась в метро и вдохнула теплый подземный ветер своей юности.
Жизнь по-прежнему была скудной и тяжелой, но Раду это не угнетало. Теперь она была свободна.
Она не знала, какие еще беды ее подстерегают, не знала, что решенная на первый взгляд проблема лишь притаилась, как наспех залеченная, загнанная в глубь организма болезнь. Эта проблема была — дети. Она все-таки их потеряла, хотя они были с ней.