Справедливый еврейский закон разрешает развод. Но в этом случае Рада могла потерять Юлю, Витю и Ромку. Тут уже вступал в силу закон государства, по которому отец обладал преимущественным правом выбора для детей образования и образа жизни. Если женщина решила уйти из религии — это ее дело. Но дети, выросшие в религиозной семье, по решению раввинского суда почти наверняка останутся с отцом.
Раду выручила московская подруга, незнаменитая, но уважаемая в узком кругу поэтесса. Навестив Раду в ее срединной пустоши, она ужаснулась и положила все силы на то, чтобы вызволить ее из этого серого кошмара. Какой Иерусалим, какие фонтаны?! В Москву, в Москву!
Развод был тяжелым, но быстрым, поскольку Рада отказалась от всех имущественных претензий. Она и не могла их предъявлять, будучи инициатором разводного процесса.
Увезти детей за границу, где израильские законы не действуют, было бы для нее выходом, но осуществить вывоз на практике оказалось непросто. Разведенный отец легко мог закрыть детям выезд из страны, тем более что общественное мнение города-посреди-пустыни требовало любой ценой оставить малюток в русле еврейского воспитания и не отдавать свихнувшейся матери. От этого варианта Раду спас Ленькин пофигизм. Точнее сказать, он просто испугался, представив, что останется один с тремя малявками и больше не сможет посвящать учению двадцать четыре часа в сутки.
Вначале Рада и сама сомневалась, тащить ли детей на голое место. Она планировала съездить, осмотреться, устроиться, а Юлю, Витю и Рому, которые в Израиле стали соответственно Юдит, Авигдором и Реувеном, забрать позже. То же самое советовала бездетная богемная подруга, обещавшая выделить Раде комнату в своей квартире. Но только ей одной, а не всему табору, потому что среди детского писка абсолютно невозможно заниматься творчеством.
В Иерусалимском раввинате, оформляя разводные документы, Рада столкнулась с тем самым раввином, который несколько лет назад делал им еврейскую свадьбу, а потом благословлял на отъезд в город-посреди-пустыни.
— Черняховски! — воскликнул рав Моше, произнося ее фамилию на израильский манер. — А вы что здесь делаете?
Рада хотела ретироваться, тем более что одета она была совсем не для общения с раввинами. В родном городе ее джинсы и футболка вызывали осуждающие взгляды засупоненных в чулки и тугие косынки матрон, а полуголые иерусалимцы смотрели на нее как на сумасшедшую: стояла тридцатитрехградусная жара, и все ходили в шортах и майках.
Но рав Моше оказался человеком широких взглядов. Он привел ее в свой кабинет, невзирая на нескромные джинсы, выслушал всю невразумительную историю и сказал, что уже перед свадьбой понял — они с Арье не подходят друг другу. Ей нужен человек более живой и энергичный. В Москву? Ну что ж, пусть она постарается найти себе такого в Москве, там еще остались евреи. Что касается детей…