— Какое чудесное у тебя имя, дорогая! Совершенно мужское. Ты не думала о смене пола?
— Нет, — кривовато-неловко улыбнулась рыжая.
— А зря — из тебя бы вышел крутой брутал. Все за мной на борт! Пора устраивать вечери-и-инку!
— Это что, мужик? — вжав голову в плечи, решила уточнить я у Сэм.
— Определенно мужик. Он помял меня своей накладной грудью…
Совершенно неожиданно мы оказались на настоящей травести вечеринке, на которой находились исключительно представители сексуальных меньшинств, из-за чего я чувствовала себя здесь белой вороной. Поначалу настороженная Саманта быстро раскрепостилась после двух порций сухого мартини и уже спустя полчаса вовсю отплясывала с мадам Пульхерией, которая была далеко не мадам и далеко не Пульхерией. После того, как Сэм узнала, что продления контракта с онлайн-журналом ей не видать, она словно сняла с себя цепь и решила поменяться со мной возрастом — теперь мне было тридцать девять, а ей двадцать три и теперь я следила за ней, а не она за мной.
К четырем часам утра, после бурной вечеринки, на которой я впервые в жизни заинтересовалась кальяном, на катере осталось всего шесть человек: я, Сэм, Флёр, Билли (хозяйка торжества в леопардовом платье, которая несколько лет назад сменила мужской пол на женский), мадам Пульхерия (мужчина в розовом платье из блестящих пайеток) и Дельта (двадцатилетняя лесбиянка, которую недавно бросила девушка, являющаяся парнем в их паре).
— И что ты теперь будешь делать? — заплетающимся языком поинтересовалась Билли у Сэм, которая пять минут назад не менее, а даже более заплетающимся языком рассказала свою историю о том, как осталась без работы и теперь, так как наши сбережения близились к нулю, нашему дальнейшему путешествию грозил вполне реальный голод и холод.
— Не знаю. Может устроиться на… Гхм… Ой… Работу? — выдохнула Саманта, поставив точку в своем рассказе этим риторическим вопросом.
Я была определенно пьяна, но точно не в хлам, как окружающие меня «девушки», которые вдобавок обкурились травкой, внезапно перебросившей их из приподнятого настроения в резкую меланхолию. Из-под козырька моей черной бейсболки вся эта картина, окутанная дымкой и запахом легкого наркотика, выглядела словно тягучий мираж (как же хорошо, что я не пригубила косячок, не смотря на то, что здесь он был везде и всюду, и сейчас могла более-менее здраво мыслить!).
— Ке-е-ем? Ну вот ке-е-ем ты устроишься в Амстердаме? — затянувшись тонкой сигаретой, поинтересовалась Флёр, встряхнув перед собой докуренным косячком.
— Стриптизершей, — нервно хихикнула мадам Пульхерия.