— В документах указано «по согласию сторон». Однако частным образом мне удалось узнать, что непосредственный руководитель мисс Рейнольдс настаивала на отрицательной характеристике, делая особый упор на профессиональную некомпетентность.
Бесстрастный голос Рут, которым она делала этот доклад, послужил для Мэтта своеобразной красной тряпкой.
Кипя от ярости, он прошипел:
— Всех, кто так или иначе в моей компании занимается кадрами, в мой кабинет. Немедленно!
Мэри не спалось. Она в принципе плохо спала на новом месте, а события последних недель и вовсе лишили ее сна.
Китайцы правы, не дай бог жить в эпоху перемен. В человеческой жизни эпохи сменяют друг друга вне зависимости от наших желаний. Это привычный ход вещей. У Мэри этих эпох было предостаточно и, честно говоря, хорошо было бы уже остановиться на какой-либо одной, желательно хорошей. Но, похоже, свою ложку дегтя она еще не выхлебала.
Потеря работы — ерунда, Мэри давно была готова к подобному развитию событий. Единственное, она предпочла бы уйти сама, а не заработать увольнение за служебное несоответствие. Не лень и не нерасторопность были тому виной, хотя, распиная ее, мисс Бенфорд в выражениях не стеснялась. При других обстоятельствах Мэри было бы, что сказать в ответ, но в тот момент ее мало занимало то, что происходит «на ковре». Накануне вечером позвонили из «Надежды»: у миссис Стенхоуп случился инфаркт. Девушка помчалась в Чикагский окружной госпиталь, где провела всю ночь в ожидании вердикта врачей. Прогноз был неутешительным, миссис Стенхоуп умирала, и со дня на день Мэри должна была остаться без своего якоря. Так что увольнение, при других обстоятельствах надолго выбившее бы девушку из колеи, сейчас вызвало лишь легкую досаду.
Мэтт удивился, если бы узнал, что в те дни, когда он потихоньку сходил с ума, думая о Мэри, она о нем почти не думала.
Почти.
В первые дни мысли о Мэтте не давали ей покоя. Обещание забыть о том, что между ними произошло тем субботним вечером, легче было дать, чем исполнить. Хотя она честно выбросила засохшие цветы, перестелила постель и выстирала его полотенце. Но, лежа в перестеленной постели, каждую ночь Мэри вспоминала склонившееся над ней лицо Мэтта. Выражение его потемневших серых глаз до сих пор заставляло трепетать сердце девушки. Не то, что он делал с ней, а как смотрел на нее при этом — вот, что Мэри хотела бы навсегда сохранить в памяти. Казалось, мужчина искренне наслаждался тем, что видел и кого держал в руках. Мэри чувствовала себя нужной и важной. Единственной. Она хотела бы удержать это ощущение единственности, запомнить, чтобы когда-нибудь с кем-нибудь его повторить. В том смысле, что она не станет размениваться, а отдаст сердце тому мужчине, который посмотрит на нее именно так. Когда-нибудь так и будет. А пока можно чуточку задержаться в воспоминаниях.