Сева Грищенко в этой компании оказался белой вороной — у него не было богатых родителей, он уже умел снимать и пришел, чтобы научиться настоящему мастерству. Аппарат у него был старый, трофейный дедушкин «Лингоф». Илья Владимирович, увидев его первый раз, восхищенно поцокал языком: «Вот это техника! Германия, ручная сборка. Продать не хочешь? Я бы купил».
Студийные «мажоры» Севку не любили, но не за принадлежность к низшим слоям общества, а за талант и одержимость. Он относился к занятиям серьезно, нарушая неписаный молодежный кодекс пофигизма, на-все-покладизма. И мэтр Илья Владимирович его выделял, обсуждая с ним такие темы, в которых остальные ребята просто ни слова не понимали.
Только Валя Красильников благоволил к Сявке, как за глаза называли Севу в студии. Валя вообще был человеком незлобивым и радушным. Что касается пофигизма, то это популярное качество для Красильникова являлось не просто чертой характера, но физиологической особенностью организма. Если можно было представить себе двух совершенно разных по темпераменту людей, то это были Сева Грищенко и Валя Красильников.
У Вальки, впрочем, была одна цель в жизни — все попробовать. Но диктовалась она не жадностью до впечатлений, а тем же пофигизмом. Испытать, понять, что не хочу, и на этом успокоиться, как пытался сформулировать сам Валентин. С формулировками у него тоже было неважно. Сева в ответ напоминал ему анекдот про медведя, который находит на дороге кучу дерьма, нюхает его, набирает лапой, кладет на язык и удовлетворенно говорит: «Дерьмо! Хорошо, что попробовал, а то бы вляпался». «Во-во!» — жизнерадостно соглашался Валька.
Однако к окончанию школы под нажимом семьи Валентин Красильников сформулировал цель своей жизни: он сделает свои увлечения работой. Его бизнес (если так хочется родителям), а может, и не бизнес будет связан с индустрией развлечений. Папа-Красильников недоверчиво пожал плечами, но отправил сына изучать менеджмент. Валька продолжал оттягиваться теперь уже на законном основании, чаще один, но иногда в компании с Севой Грищенко, которому в его планах была отведена особая роль.
Их дружба выросла из делового сотрудничества. Вначале четырнадцатилетние мальчишки заключили договор. Он существовал лишь в устной форме, но соблюдался неукоснительно в течение многих лет. Валя, как сын бизнесмена, конечно, знал, что все серьезные соглашения надо подписывать, но ему было лень.
Суть договора была простой: Валя резвится, Сева снимает. Вальке казалось скорее забавным, чем лестным, иметь в столь юном возрасте собственного фотолетописца. А Севка, у которого наконец появился почти профессиональный «никон», радовался любой возможности репортажной съемки, тем более что с помощью козырного друга он мог проникать в такие места, куда его одного в жизни не пустили бы.