Сверху видно всё (Меркина) - страница 80

— Милая девочка! Простите, что я вас так называю, но все-таки я намного старше вас. Я несу ответственность за все, что прямо или косвенно имеет отношение к моему народу. За все абсолютно! Азербайджанский национализм задевает меня гораздо больше, чем русский, армянский и так далее. Догадываетесь почему? Потому что, когда кто-то призывает бить азербайджанцев, мне может быть страшно, обидно, но не стыдно. А когда азербайджанцы кричат: «Бей армян!» или «Бей русских!» — мне очень стыдно. Вы не представляете как. У меня вот здесь, в груди, все горит, и хочется спрятаться от людских глаз. Хотя, как вы справедливо заметили, не я «это» сделал. Вам, наверное, такое чувство незнакомо, но только по молодости. Со временем вы его узнаете, потому что вы порядочный человек. Рассказать вам, какую надпись я видел в международном аэропорту одной страны, перед выходом на летное поле? «За границей государство — это ты». Удивительно точные слова! Прежде, при проклятой советской власти, я не считал, что в Москве я за границей. А теперь это так, а значит, мое государство — это я, и мой народ — это я. А вы говорите — труп. Да в гробу я видал ваш труп, и там ему и место.

Профессор перевел дух и вытер вспотевший лоб. Карина молчала, не зная, что сказать. Теперь ей казалось, что она действительно некстати полезла со своим расследованием. У человека и без него забот хватает.

В этот момент раздался звонок. Кабиров сделал знак Карине: «Сидите!» — и пошел открывать. Из коридора послышались гортанные голоса. Говорили на чужом языке, и Карине стало неудобно, что ее здесь застанут. Да еще это кимоно! Она встала, решив при первом же удобном случае распрощаться и уйти.

Но гости, которые вошли в комнату, не обратили на нее никакого внимания. Их было двое — высокий мужчина лет сорока с хрящеватым недобрым лицом, похожий на испанского инквизитора, и молодой толстощекий парень довольно флегматичного вида. Кабиров и «инквизитор» раздраженно переговаривались по-азербайджански, парень молчал.


Увидев своего недавнего просителя, торговца Джафара, рядом с Арифом Алиевым, Мурат Гусейнович не удивился и даже вопросов не стал задавать. Ариф любил менять телохранителей, которые по совместительству исполняли обязанности шоферов. Очевидно, парень привлек его тем, что владел дзюдо, вспомнил Кабиров характеристику, данную Джафару другим подручным Арифа, Али.

Жаль мальчишку. Торговал бы себе своей хурмой, а теперь его втянут в криминальные дела, а то и что похуже. Мурат Гусейнович подумал об этом, но ничего не сказал. Ему не полагалось высказывать свое мнение по поводу Арифа и его окружения. Алиев, один из теневых авторитетов азербайджанской общины, считал профессора человеком в общем полезным, поскольку он не раз выручал соотечественников из беды, но не вполне своим. Кабиров и не претендовал на звание «своего». Он имел дело с авторитетами постольку поскольку и рад был бы вообще не видеть их у себя дома. Но, как говорят французы, положение обязывает.