Стойкость. Мой год в космосе (Дин, Келли) - страница 134

– Расскажи, каку тебядела, папа, – говорит Шарлотт, и я вдруг ощущаю, что она общается со мной, как взрослая.

Я рассказываю об отказе питания прошлой ночью и том, как мы с этим справились. Она проявляет заинтересованность и задает вопросы. Я подробнее рассказываю о членах моего экипажа и о ходе их адаптации, о некоторых экспериментах, над которыми работаю, и о том, как выглядят облака и конденсационные следы самолетов над Европой, когда я смотрю на них за утренним кофе. Когда наш разговор заканчивается, я понимаю, что стал свидетелем этапного момента во взрослении Шарлотт, подобного ее первому шагу или первому слову. Кажется, за время телефонного разговора она стала старше на несколько лет. Это еще одна веха, которую я проживаю вдали от Земли.


По выходным я не ставлю будильник, давая себе возможность проснуться естественным образом, может, на час позже обычного. Однажды утром в воскресенье в середине августа, медленно пробуждаясь, я улавливаю приятные звуки, которых я не слышал много лет. Наверное, мне снятся утра выходных в мои детские годы в Нью-Джерси, когда на футбольном поле находящейся рядом школы играли волынщики. Звук проникал в мою комнату и будил меня, доставляя удовольствие, в отличие от шума родительской драки, нарушавшего мой сон по ночам.

Совершенно проснувшись, я понимаю, что нахожусь в спальном мешке в своей каюте на МКС, а не в детской кровати в доме по Гринвуд-авеню. Тем не менее я слышу волынку: звучит «Шотландская похоронная». Я покидаю «Ноуд-2», следую на звук и вижу неожиданную картину: Челл парит в дальнем конце японского модуля, играя на волынке. Астронавты возят в космос музыкальные инструменты десятилетиями, по крайней мере с 1965 г., когда исполнили «Jingle Bells» на губной гармошке. Насколько я знаю, Челл – первый волынщик в космосе.

– Прости, – говорит он. – Я тебя разбудил?

– Нет, это здорово. Играй, когда захочешь.

Сегодня мы с Геннадием и Мишей перегоняем «Союз», тот, на котором Геннадий полетит домой, в хвостовую часть космической станции: сложная серия перестановок призвана оптимизировать использование стыковочных портов. Геннадий мог бы сделать это сам, но мы с Мишей обязаны сопровождать его в этом полете, поскольку этот «Союз» – наша спасательная шлюпка, а после расстыковки нет гарантии, что нам удастся снова вернуться на станцию.

На Земле переместить «Союз» было бы не сложнее, чем перепарковаться. Здесь, забираясь в скафандры «Сокол», мы шутливо называем предстоящее короткое путешествие своим летним отпуском вдали от МКС. Мы отсутствуем на станции всего 25 минут, но процесс со всеми приготовлениями занимает несколько часов. В качестве члена экипажа, сидящего в правом кресле, мне особо нечем заняться, и я беру с собой iPod, чтобы послушать подборку классики: Моцарт, Бетховен, Чайковский, Штраус и «Адажио для струнного оркестра» Сэмюэла Барбера. Я почти забыл, как скверно пребывание в «Союзе» сказывается на моих коленях, – не предполагал, что окажусь в нем раньше, чем через семь месяцев, когда мы будем покидать станцию в последний раз.