Однако, когда я наполовину выхожу из люка, ощущения меняются. Внезапно появляется чувство, что я карабкаюсь вверх, словно вылезая из люка в крыше автомобиля. Огромный голубой купол Земли висит над головой, как будто я попал в научно-фантастический фильм и приблизился к загадочной чужой планете, которая вот-вот свалится на меня. На мгновение я теряю ориентацию. Я должен найти точку фиксации карабина фала – маленькое кольцо, к которому прикреплю свой страховочный фал, – но понятия не имею, где он находится.
Как любой пилот с высоким уровнем подготовки, я умею отделять важное от второстепенного, отбрасывая мысли, не помогающие выполнению поставленной задачи. Я сосредоточиваюсь на том, с чем имею дело в данный момент, – на своих перчатках, поручнях, маленьких наклейках на внешней поверхности станции, содержание которых запомнил за бесконечные часы подготовки, – и игнорирую свечение Земли надо мной и вызываемое ею чувство дезориентации. У меня нет на это времени, и я, отбросив лишние мысли, принимаюсь за работу. Я беру карабин страховочного фала с малого рабочего места – высокотехнологичного держателя инструмента, прикрепленного к передней части скафандра, – зацепляю за одно из колец наружной оболочки станции возле самого шлюза и удостоверяюсь, что карабин закрыт и надежно заблокирован. Как выпуск шасси самолета перед посадкой, это одна из процедур, в которой меньше всего хочется напортачить.
Во время моего предыдущего долгосрочного полета на МКС два русских космонавта, Олег Скрипочка и Федор Юрчихин, осуществляли совместный выход в открытый космос для монтажа оборудования на внешней стороне российского служебного модуля. По возвращении на станцию оба, особенно Олег, были явно не в себе. Сначала я подумал, что у Олега это реакция на первый выход в открытый космос, и только в ходе нынешнего годичного полета узнал, что произошло в тот день. Оказывается, фал Олега отцепился и он начал отдаляться от станции. Он спасся только потому, что налетел на антенну, его отбросило обратно к станции, и он смог ухватиться за поручень. Я часто размышлял, как бы мы поступили, если бы узнали, что он улетает прочь без шанса вернуться. Возможно, удалось бы устроить ему сеанс связи с семьей через коммуникационную систему скафандра, чтобы он мог попрощаться с близкими, прежде чем потерять сознание из-за повышения концентрации СО2 или кислородного голодания. В преддверии собственного выхода в открытый космос погружаться в подобные размышления совершенно не хотелось.
Американские скафандры имеют простые реактивные двигатели, позволяющие маневрировать в космосе в случае повреждения страховочного фала или ошибки самого астронавта, но не хотелось бы зависеть от них и, откровенно говоря, в принципе ими пользоваться. В ходе предполетной подготовки мы отрабатывали применение реактивных ранцев исключительно в виртуальной реальности, и в некоторых сценариях астронавт расходовал все топливо или промахивался мимо станции. Я прекрасно понимаю, что если я отцепился и топливо закончилось, то неважно, какое расстояние разделяет кончики моих пальцев и станцию, один дюйм или целая миля. Результат будет один – я погибну.