Стойкость. Мой год в космосе (Дин, Келли) - страница 206

– Он действительно тверже алмаза? – уточнил я.

Услышав подтверждение, я положил образец на пол и занес над ним ногу, вопросительно глядя на ученого.

– Смелее! – подбодрил он.

Я с силой опустил ногу, во все стороны разлетелись осколки образца. Он явно не был «тверже алмаза». Этот случай стал частью стереотипных представлений обо мне, распространившихся среди определенного круга людей в НАСА, – будто я не уважаю научную работу, которая ведется на космической станции. Действительно, я не ученый и научные исследования никогда не были главной причиной моего стремления в космос. Однако, даже если не наука побудила меня стать астронавтом, я с огромным уважением отношусь к научному поиску и ответственно подхожу к собственному участию в нем. В конце концов, испытание того образца из печи было примером использования научного метода с целью приобретения знаний.

Еще одним сугубо русским элементом подготовки к космическому полету было изготовление индивидуального ложемента для каждого члена экипажа. Впервые став членом дублирующего экипажа, я поехал в компанию «Звезда», которая делает кресла «Союза» и скафандры «Сокол», а также скафандры для выхода космонавтов в открытый космос и катапультируемые кресла для российских военных самолетов. Вместе с врачом экипажа НАСА и переводчиком-специалистом по медицинской терминологии я поехал из Звездного Городка на другой конец Москвы через многие мили московских пригородов. На огороженной и охраняемой территории компании «Звезда» мне помогли улечься в контейнер наподобие маленькой ванны и всего залили теплым гипсом. Когда гипс затвердел, мне помогли выбраться и предоставили возможность посмотреть, как работает старый, повидавший виды техник с бородой, как у Толстого, больше похожий на художника, чем на техника. Его огромные огрубелые руки с длинными чуткими пальцами скульптора вырезали лишний гипс, создавая идеальный шаблон моей спины и ягодиц.

Через несколько недель я снова приехал на «Звезду» для примерки нового ложемента и последующей ужасающей процедуры проверки герметичности – полтора часа в индивидуальном скафандре, куда подано давление, лежа на спине в индивидуальном же ложементе. Кровообращение в нижней части ног оказалось нарушенным, и испытание стало пыткой. Все космонавты и астронавты боятся этой процедуры, но если кто-нибудь жалуется, то слышит категоричное: «Если вы не можете вытерпеть эту боль сейчас, как справитесь с ней в космосе?» Я никогда его не оспаривал, однако аргумент неубедительный: в космосе вы терпите неудобство, зная, что это спасает вам жизнь. Через несколько недель я снова участвовал в проверке на герметичность, на сей раз в вакуумной камере – этот ритуал призван вселить в нас уверенность в надежности скафандра. Подобные мероприятия могут казаться скорее ритуалами посвящения, чем технической необходимостью, как и многие традиции российской космической программы. В ближайшие годы мне предстояло пройти эти болезненные ритуалы еще дважды.