Позже мне удается снова дозвониться до Амико, и она говорит мне то, о чем до сих пор молчала: я так стараюсь весь этот год в космосе держаться легко и непринужденно, что создается впечатление, будто я не скучаю по ней и не нуждаюсь в ней. Мы оба гордимся своей внутренней силой и умением словно играючи преодолевать трудности. Однако, неся груз в одиночку, я оставляю ее на обочине. Я объясняю: делать вид, что все просто, – единственный способ убедить самого себя, что мне это по силам, но это лишь видимость. Недавно я кое-что понял: Амико приходится скучать лишь по мне, в остальном ее жизнь практически не изменилась. Я скучаю по ней, а еще по дочерям, брату и отцу, друзьям, дому, возможности принять душ, пище, погоде – буквально по всему, что есть на Земле. Иногда тоска по ней может заслоняться тоской по всему остальному, и из-за этого у нее возникает чувство, что она, как ни странно, более одинока, чем я. И она права.
Этой ночью я спал мало и утром бодрствую в спальном мешке, оттягивая начало дня. Рождественскими утрами в Нью-Джерси, где я вырос, мы с братом обычно поднимались до рассвета и в пижамах бежали в гостиную искать подарки. Мои дочери, пока были маленькими, поступали так же. Сегодня меня ждут мероприятия по связям с общественностью, и меня будут спрашивать, что это такое, встречать Рождество в космосе. Я буду отвечать, что пребывание здесь в это особое время позволяет задуматься о смысле этого праздника и почувствовать, какая удача – увидеть нашу планету со стороны. Буду рассказывать, как скучаю по людям, которых люблю. Сейчас я просто парю внутри спального мешка, пока остальные члены экипажа еще спят: передо мной светится экран компьютера, а возле головы громко гудит вентилятор.
Наша долгосрочная экспедиция близится к концу, и тренеры из Космического центра имени Джонсона понемногу увеличивают интенсивность упражнений с отягощением, чтобы наши тела привыкли к нагрузкам, связанным с возвращением в условия гравитации. Я помню это по предыдущему полету – как и свое неудовольствие, – и, сознавая необходимость упражнений, боюсь что-нибудь себе повредить. Если я получу серьезную травму и не смогу тренироваться, моя жизнь в земной гравитации очень осложнится. На следующий день, выполняя приседания с большим отягощением, я чувствую раздирающую боль сзади в ноге и вскоре понимаю, что порвал какую-то из мышц задней поверхности бедра. Боль не проходит, и я больше не могу тренироваться.
Мой врач в этом полете, Стив, назначает мне миорелаксант «Ативан». Наш запас лекарств, включая «Ативан» и многое другое, хранится в сумке на полу лабораторного модуля вместе с медицинским оборудованием. В сумке-аптечке имеются лекарства всех типов: обезболивающие, антибиотики, нейролептики – буквально все, что можно найти в больничном отделении неотложной помощи. На наркотических средствах имеются ярлыки DEA (Drug Enforcement Administration – Администрация по контролю за применением наркотиков), предупреждающие, что применение разрешено только по назначению врача. НАСА учитывает любые возможности, у нас есть даже тест на беременность и мешок для трупа.