Привяжутся обстоятельства не отвязаться от них ни за что, никогда.
В детстве старшие мальчишки, играя, загнали меня на стройке в длинную трубу. Ни туда, ни сюда. Нет выхода. А они орут, дразнятся.
Подползешь, истирая в кровь коленки к одному концу трубы, — гонят обратно. Перевернешься, кое-как в замкнутом пространстве, ползешь к другому краю, царапая коленки и локти, а они и там тебя — ату.
Сердце прыгает в груди, пот по грязному лицу струится, а сделать ничего не можешь, увы…
А когда все же выпустили, сжалились, бежал в слезах домой, с ярлыком — «Трусло», «Трусло», приклеенным на долгие годы, словно собака, которой банку к хвосту привязали консервную, а она сзади стучит, стучит…
Так тело и душа, болтаются где-то между ощущениями и обстоятельствами, а что поделаешь? Обстоятельства!
А еще вот что скажу…
В люке коллектора теплотрассы долгие годы жил бомж, Гена. Вернее, бомжем его назвать можно было с большой натяжкой.
У него был дом, вполне приличный надо сказать дом. Но, Гена жил в люке. И летом и зимой жильцы дома просыпались под его бурчание, доносившееся из глубин люка: «Доброе утро страна». Потом голова поднималась из тьмы на поверхность, раздавалось бульканье, Гена пил портвейн «Три семерки».
Изредка, оглядывая проходивших мимо людей, голова изрекала: «Копошитесь, словно мураши, броуновское движение, проникновение душ, откровение тел».
Кричал: «Эй, тетка… ты по что нагрузила полную авоську лука?
Надорвешься, грыжу заработаешь, кому тогда нужна больная будешь?
А ты очкарик, что взглядом раздеваешь девчонку? Она ж еще малолетка.
У самого жена дома у плиты потом обливается ждет его к обеду, а он тут гляди … Давай, давай топай отсюда, а то я сейчас участкового позову».
Интересно было наблюдать за Геной. Участковый к нему бывало, подойдет:
— Что шумишь, Гена?
Тот ему в ответ:
— Это ты участковый. Да, вот понимаешь, люди хотят объять необъятное, не правильно живут, однако. Помаленьку надо, по крупинкам, по глоточкам жизнь в один кулак собирать. А они все сразу… если авоську, то полную, если любовь, то искрометную, чтоб глаза на лоб, чтоб не вздохнуть, не ….
Так не бывает. Выстрадать надо, натоптать мозоли, седину нажить, а там глядишь, и отломится краюшка от буханки счастья.
Кстати, хочешь глотнуть? — хрипел осипшим голосом Гена, протягивая участковому бутылку с портвейном.
— Я же на службе Гена. Хотя, давай… вчера славно посидели, чайник теперь раскалывается, — оглядываясь по сторонам, шептал участковый, делая несколько жадных глотков из горлышка.
— Полегчало? — спрашивал Гена, видя, как на лбу милиционера выступили капельки пота.