– Пока ни на кого. Я привлекаю внимание следствия, что, как минимум, три лица могли воспользоваться удобным случаем и отравить Барсукова, если у них имелись худые помыслы.
– У хозяина дома имелась особая кружка, из которой пил только он. Вам это было известно? – спросил Лев Борисович.
– Да. Я пребываю в этом доме уже третий вечер и успел запомнить, что самая большая кружка с позолоченным орлом принадлежит Михаилу Аристарховичу.
– Это важно-с. Значит, все знали, что пить Барсуков будет только из этой кружки и ни из какой другой. А с кем-нибудь из присутствующих в доме вы были знакомы-с раньше?
– Франц Карлович – мой секретарь. И Марфа Кондратьевна – моя экономка. Мне хорошо знаком Фёдор Иванович. Но больше по слухам, лично я ним стараюсь не встречаться.
– Отчего же?
– Это вопросы личного характера. Я отвечать не буду, – граф надменно осмотрел сидящих перед ним.
– Ваше сиятельство-с, – невозмутимо произнёс следователь и бросил окурок в пепельницу, наполненную горой пепла и выкуренных сигар. – Напоминаю вам, что в ваших интересах сотрудничать со следствием и не вызвать к себе предвзятого отношения. А манеры ваши вызывают отторжение. Этого писать не нужно. Попытайтесь в дальнейшем отвечать искренне и без высокомерия.
– Попытайтесь, прежде чем задавать вопрос, подумать.
Утёсов погладил густые бакенбарды и махнул рукой письмоводителю, дабы он продолжал записывать.
– А с баронессой Мыслевской вы знакомы?
– Да. Много лет. Марина Николаевна и моя супруга – близкие подруги. Баронесса Мыслевская – самая приятная личность из всех, что находятся в этом доме.
– О-о, не сомневаюсь, – хитро улыбнулся следователь и достал новую сигару.
Он уже приготовился зажечь спичку, как Соколовский протестующе вскинул руку.
– Я прошу вас не курить в моём присутствии. Да и не советую курить в другое время. Курение негативно сказывается на лёгких.
– Хе, вы словно, как моя жена говорите-с, – ухмыльнулся Утёсов, но сигару всё же отложил.
Граф видел, как усмехнулись понятые и молодой врач сравнению Соколовского с госпожой Утёсовой.
– Я рад, что хоть у кого-то в вашей семье здоровый рассудок, – бросил граф, уже нарушая границы приличия.
– Жаль, что после смерти вашего батюшки, в вашей семье таковых более нет-с, – глухо произнёс Утёсов.
Губы Александра Константиновича раздражённо дёрнулись, на секунду собравшись в трубочку. Он пожалел, что рядом нет одной из его любимых тростей. Иначе он уже запустил бы её в это опротивевшее лицо с мохнатыми бакенбардами.
– Так-с, вернёмся к делу. Надеюсь, ты этого не записал?
Письмоводитель уверенно дал отрицательный ответ.