– А кто ж там ещё был? Из тех, кто был в усадьбе Барсукова, когда его отравили? – не вытерпела преданная служанка Соколовского.
– Его дети со своими семьями, как вы поняли, – ответил следователь. – Деловые партнёры Михаила Аристарховича. Из наших знакомых – Светилин, князь Пулев, Отто Германович, Торопин. Он был личным врачом покойной-с.
– Хватит уже, – будто очнувшись после дремоты, пробурчал старый генерал. – Почти приехали.
Глава шестнадцатая
Исповедь убийцы
Александр Константинович перекрестился и возвёл глаза к потолку. Сверху на него взирали, осенённые золотым светом, величественные лица святых, окружавшие лик Спасителя. Храм ярко освещался последними лучами заходящего солнца. Окна были настолько большие, и их было так много, что не оставалось ни одного уголка, куда бы днём не проникал солнечный свет. Все присутствующие были поражены великолепием и убранством барсуковского храма, освещённого тысячей свечей в огромных люстрах. Марфа изумлённо разглядывала богатые иконы, сверкающие рамы и подсвечники, напрочь забыв о молитве. От стоявшего рядом Франца Карловича опять исходил сильный запах парфюма.
– Да-а-а, прекрасный храм. Не хуже столичных, – прицокнул языком молодой секретарь.
Перед аналоем собралась довольно большая очередь. Среди группы готовящихся к исповеди появился припозднившийся врач Торопин. Опытный глаз Соколовского определил следы ночного пьянства, и последующего долгого сна. Проспавший весь день врач, немного пошатываясь, опустил опухшее лицо и, отставая от окружающих, осенял себя крестным знаменем. Сейчас исповедовался Михаил Михайлович. Он в чём-то тихо сознавался священнику, лицо его сохраняло деловую сосредоточенность и ответственность, будто совершалось заключение какого-то важного контракта. С напускным смирением среди высокопоставленных особ стояла и баронесса Мыслевская. «О чём она думает? Решится ли сознаться о нашей связи?», – размышлял Соколовский.
В его мысли ворвался торжественный и столь же громкий возглас хора: «Господи помилуй». Все перекрестились и поклонились Царским Вратам. Диакон, голосу которого могли позавидовать многие певцы оперного театра, продолжил петь прошения. Александра Константиновича нередко охватывало ощущение театра. Присутствующая публика, среди которой практически не было слуг и крестьян, чувство наигранности, вездесущее великолепие с неизменным барсуковским высокомерием, хорошо поставленные голоса певцов поддерживали ощущение театральности, и с течением времени постоянно его усиливали. Прихожанки, многие из которых прибыли сюда после похорон, скрывали свои причёски под тоненькими и настолько прозрачными платочками, сшитыми, видимо, из тонкой паутинки. Платки, покрывавшие их головы, придавали дамам большего лукавства в глазах и загадочной игривости. Умышленно выглядывающие кончики прядей привлекали к себе внимание мужской части публики. У некоторых дам были настолько обольстительные декольте и оголённые плечи, что смущённый Франц Карлович не мог отвести с них взгляд. Женщинам не хватало лишь веера в руках для законченности атмосферы театра. Большинство мужчин тайком поглядывали на баронессу Мыслевскую – в облегающем чёрном платье, выгодно оголявшим её загорелые плечи. Она время от времени поправляла, будто бы случайно выпавший, рыжий локон, придававший её красивому лицу милую очаровательность.