Девид смотрел ему вслед. Потом налил себе немного бренди и, отхлебнув, оглядел комнату.
Все как и прежде. Тяжелая красно-пурпурная эротическая мебель все так же резко контрастировала с раннеамериканской конторкой в дальнем углу. Бумаги сгрудились в глубине и по бокам, микромагнитофон издавал звуки музыки, навевающей минорные мысли.
Вернулся Дон.
— Успех.
В руках у него были пластыри и аэрозоль.
Пока Девид морщился и дергался, Дон очистил рану и опрыскал разнообразные синяки.
— Хотел бы я знать, прежде чем ты умрешь что такое оказалось настолько важным для тебя, что ты потребовал от меня прервать совещание.
— Ой-ой, «совещание»! — ухмыльнулся Девид. Затем он уже серьезно продолжил:
— Дон, после того, как умерли мои родители, ты стал мне почти отцом и…
Дон с отвращением встал.
— О, ради Нильсена! — он перешел на фальцет. — С тех пор как умерли мамуля и папочка, ты был прямо как… — Эн уставился на Девида. — Если ты пришел сюда выплакать свое опьянение, то поднимайся и отчаливай, племянничек!
Девид улыбнулся.
— Хорошо, Дон, хорошо. Успокойся.
Он уставился на свой коньяк.
— Как я уже сказал, я думаю оставить этот бизнес…
Дон напряженно уставился на него.
— Ты серьезно? А я-то думал, что это просто спьяну.
Он налил себе и сел.
— Ну, и почему ты решил оставить этот бизнес? Я полагаю, что твой нелепый выпад на заседании правления, хмм, имеет к этому отношение? Мне пришлось потратить чертовски много времени, чтобы успокоить старую Крысиную Морду и других.
— Дон, тебе не приходило в голову, что на теперешних стереовизорах слишком много насилия?
— Ах, так вот что тебя беспокоит! Послушай, Девид. Все, что мы делаем, — это поставляем людям то, что они хотят. Ты что, хочешь чтобы мы остались с малюсенькой ультраконсервативной аудиторией, как нынешнее кино? Никто больше не ходит в кино. И, представь себе, они не только живы, но с ними ничего даже не случается! И еще одно. Почему, как ты думаешь, современное стереовидение так прочно стоит на ногах? Ты знаешь, что было время, когда все, что происходило в натуре, записывалось на пленку. Можешь себе представить?
— Но почему, дядя Дон, так важно использовать живых артистов в настоящих сражениях?
— Прежде всего, — серьезно начал Дон, — люди теперь достаточно ушлые, чтобы отличить роботов от настоящих актеров. Никакой робот не будет так извиваться от боли или столь реалистично кровоточить, или плакать так убедительно, независимо от того, насколько хорошо он запрограммирован. И когда публика голосует за то, что человек должен умереть, он и должен умереть, так ведь? А потом уж мы забираем их в камеры, которые воскрешают. Фатальность крайне редка, ниже, чем у рабочих в строительстве. Это оговорено в каждом контракте. Ты же не хочешь, чтобы Фи-Си-Си подала бы на нас в суд за низкое качество продукции?