— Николь… — попытался остановить её Сандо, но она уже подскочила с колена дракона.
— Что? Что ещё ты скажешь?! Разве я не права?! Разве ты не отказался от меня?! — Хара произнесла «о-оу», и отпила виски, улыбнувшись Тэкёну, намекая, чтобы тот и думать забыл в том направлении. А Николь уже было не вернуть в спокойное состояние, она расходилась и принималась скандалить: — Что теперь ты хочешь? Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты спал с Эмбер! Ты спал с Эмбер! Как ты мог? Как?! — кричала она, закипев и заливаясь слезами.
— Извините, — обратился Сандо к присутствующим. — Я всё-таки её заберу.
Подхватив девушку, он утащил её в их с Тэкёном спальню, закрыл за ними дверь, включив прикроватные бра.
— Я ненавижу тебя, ненавижу! — лупила его, пинала ногами, отбивалась Николь, пока Сандо обнимал её и привлекал к себе, стискивал в руках и потихоньку начинал целовать, от макушки, от растрепавшихся волос и к щекам, к сыплющим ядом безостановочно губам. — Ненавижу! Уйди от меня! Трахай Эмбер! Трахай! Ты спал с ней ещё при мне, да? У вас была интрижка? Ты изменял мне! Изменил! Я ненавижу тебя! Ты мне противен! Противен!
— Что же ты здесь делаешь? — шепнул ей на ухо Сандо, заведя за него волосы и поцеловав в середину, потом тронул зубами мочку уха. Николь вздрогнула.
— Я делаю, что хочу и где угодно!
— Не самое подходящее время ты для этого выбрала, Синьцзян и Цинхай уже не дружат, ты не заметила?
— Мне плевать на дела отца! Плевать на Энди! И на тебя плевать! — Мужчина снял с неё кружевную маечку, сомкнув ей руки, чтобы она не сопротивлялась и не порвала одолженную у Дами вещь. Теперь Николь до пояса стояла обнажённая, как и он, но продолжала задыхаться от гнева и слёз, брыкаясь. — Я не прощу тебя, никогда не прощу! Я думала… я верила…
— Разве я не предупреждал? Разве я не говорил тебе прямо, чтобы ты ни на что не надеялась? — взял её за подбородок Сандо и посмотрел в глаза. — Ты сама погрузила себя в иллюзии и самообман, я всегда честно говорил о намерениях.
Она смотрела ему в глаза, не в силах отвернуться, потому что мешала его рука, и потому что сердце её навек было приковано к этому взгляду, строгому, властному и сгибающему её волю, но всё-таки очень тёплому. Такого тепла для себя она никогда и нигде не находила. Что бы ни делал Сандо, она всегда знала, что он не причинит ей вреда, не ударит, не сделает больно, разве что морально. Она не знала, что он думает о ней и какие у него планы на будущее, и есть ли они вообще, но почему-то рядом с ним ей делалось очень хорошо и надёжно.
— Но я-то… — дрожа и затихая, облизывая с губ солёные слёзы, сказала Николь, — я-то… люблю тебя. Мне что прикажешь делать?