К сожалению, тело мужчины, как оно есть, доставить с границы Пакистана было невозможно. Никаких ритуальных машин с морозильными камерами там было не найти, и всё, что сумели сделать — это сжечь его останки на месте, чтобы на родину вернулся хотя бы прах. На горном перевале их было всего четверо, отправившихся остановить очередную перевозку оружия в Кандагар, чтобы там прекратилась напрасная война ни за что, за интересы богатых мужчин в костюмах за тысячи километров от гибнущих мирных жителей, интересы нуворишей из далёких, благополучных стран. Но они попали в крупную засаду, кто-то выследил их тропу, по которой они обычно скрывались, и пришлось спешно отступать. Пули свистели повсюду, грозя смертью, и Хан пошёл последним, прикрывая тех, кого сам воспитывал и учил когда-то. Он не мог иначе, он не мог позволить закончить свою жизнь молодым раньше, чем это сделал бы он. Ему бы исполнилось сорок шесть лет, он был силён, здоров, крепок и быстр, но не так быстр, как пулемётная очередь, прошедшаяся по нему поперёк слева направо, в спину. Успел ли Хан перед смертью понять, что произошло? Шедшие с ним в ту минуту, немного впереди, не услышали от него даже вскрика или стона.
Лео не позволил себе оставить тело учителя валяться в горах, и вернулся за ним под покровом ночи, чтобы придать огню и увезти пепел.
Пятнадцатилетняя дочь плакала негромко, но надсадно. Мать её стояла, не шевелясь, не разговаривая, не дыша. Все ждали, когда войдут привезшие прах воины, сопровождавшие Хана в последнем задании. Траурный зал в белых цветах томился подготовленным для урны постаментом в центре. Намджун шмыгнул носом, вспоминая заветы наставников монастыря, словно то было вчера. Если бы не его здоровье, он бы до сих пор странствовал, рисковал, как и все, но теперь он не может быть бойцом, и он всего лишь инертный гражданин среди героев. От этой мысли было неприятно и тошно. Он не герой, он чахлый трус и слабак, он не может мчаться по скалам и пустыням, чтобы наказывать зло. Он не герой.
Тэхён, с ровной спиной и стеклянным взглядом, смотрел перед собой, ничего не видя, и из его вечно загадочных и глубоких глаз крупными каплями лились по щекам слёзы. Ви был тем ещё плаксой, когда только попал в Тигриный лог, но мастер Хан привил ему мужественность, которая стала неотделимой частью каждого золотого, кто прошёл через его подготовку. Чонгук тяжело вздохнул, неизвестно о чём думая. Двери в зал открылись, но не возникло никакой суеты и обсуждений. С позолоченной урной в мощных больших ладонях, первым вошёл Лео, за ним шли Хонбин и Эн, с боевыми длинными палками за спинами, перекрещенными с тяжёлыми устрашающими мечами. У каждого на ремне виднелся свой знак, большие бляхи в виде морды тигра, собаки и массивной буквы «N». Рэй сосредоточилась на урне глазами, чувствуя, как не плакать стало тяжелее. Дэхён возле неё уловимо напрягся, стараясь смотреть на Хакёна или Бродягу. С Лео во главе они дошли до постамента и, когда урна была поставлена, преклонили перед ней колена, поклонившись праху и отойдя задом, не поворачиваясь к нему затылками — только лицом. В центр вышел Бан Ёнгук, специально прилетевший для выражения соболезнований и решения вопросов, возникших в связи со смертью мастера Хана. Конечно, как истинному наследнику правящего рода золотых прилететь полагалось бы Химчану, но находясь в международном розыске под кодовым позывным «Красная маска», он вряд ли бы избежал ареста ещё в аэропорту.