— Так то друзья, а тут же — братья, — успокоила я его, — совсем другая категория близости.
— Ах если бы! — вздохнул по слову «близость» американец и я, прекращая его вечные шутки и намёки, атаковала его. Он сумел увернуться, но мы ввязались в продолжительную рукопашную, в конце которой он всё-таки меня перекинул через колено и, прежде чем помочь подняться, наклонился к моему лицу: — Увы, лежачая близость только такая.
Дни летели тем быстрее, чем ближе к концу подходило моё пребывание здесь. Со сменой привратника и мой настрой окончательно стал боевым и серьёзным, к Джеро я подходила с просьбой позвонить всего раз, и действительно только позвонила — ничего больше. Он был молчаливым, как и положено монаху, стоявшему на посту, не то усмирял себя, не то таил недовольство, что его не отпустили мстить. Я же, каждый раз видя его, вспоминала Мингю и начинала волноваться. Как он там? Жив ли, цел, невредим? Или уже добрался до своих китаянок и развлекается, пока я тут о нём беспокоюсь? Вот ведь зараза, всё-таки заставил меня подумать о том, что он где-то с кем-то спит.
Чжихё во время телефонного разговора не сдержала слёз — так соскучилась по мне и хотела моего возвращения. Я, чтобы не потерять собственную стойкость, закруглила разговор и попрощалась. Мы никогда не расставались на целый месяц с ней. С Сынён бывало, она улетала как-то с очередным кавалером куда-то отдыхать, потом моталась по съёмкам, в общем — обычное для неё дело. Но моя мама-Чжихё — совсем другое. А скоро она и впрямь станет мамой! Не могу представить её с круглым животом, у неё всегда такая тонкая талия… Забавно будет смотреть на Намджуна, носящегося вокруг Чжихё, я даже разговаривая с ней по мобильному слышала сзади его непрестанные сюсюсю и ути-пути. Господи, бывают же настолько тёплые парни, я бы такого не выдержала, но со стороны — сплошное умиление. А самое главное, конечно, что Чжихё среди этого счастлива. Уверенность, стабильность и забота всегда были для неё в приоритете, а не как у меня — шила в жопе — адреналин, приключения и смена обстановки.
Джоанна регулярно посещала могилу отца, находя там для себя какое-то утешение. Я поначалу не составляла ей компанию, но после того, как рядом со ступами положили останки Кидо, меня что-то пробило пойти вместе с ней. Нарвав заранее полевых цветов, я дошла вместе с девчонкой до кладбища, и уже там мы с ней разошлись. Она — к большой и тяжеловесной ступе мастера Хана, я к скромному, но одинаково безымянному, как и всё здесь, надгробию. Положив цветы, я уселась прямо на землю. Мой тобок давно озеленился и в разных местах не отстирывался, но это всё мелочи. Посмотрев издали, как Джоанна что-то шепчет земле, под которой лежит прах отца, я задумчиво оглядела могилу Кидо.