– Ты объясни, – попросил Хоботов, – зачем тебе нужно, чтоб я у вас жил? Тебе что за радость?
– Вот ведь, на всех языках говоришь, – Савва махнул безнадежно десницей, – а по-русски не понимаешь. Живут не для радости, а для обязанностей. Что ж делать, коль ты без нас пропадешь?
– Но почему ты вбил себе в голову, что я пропаду? – закричал Хоботов.
– Спроси у Аркадия, – Савва спешил. – Я – за машиной. Пора тебя брать.
И он ушел. В полном смятении Лев Евгеньевич озирался. День был роскошен и ослепителен. Все вокруг дышало покоем. Все так же прогуливались больные. Так же упоенно стучали своими костяшками доминошники. Савранский беседовал с сестричкой в белом халате, и добрая девушка, похоже, уже была готова дать Савранскому телефон. Хоботов трагически смотрел на Велюрова. Тот ответил ему мягким сочувственным взглядом и даже слегка развел руками, приглашая покориться судьбе. И Хоботов понял: спасения нет.
– Я погиб, – прошептал он чуть слышно.
– А если он прав? – произнес Велюров. – Люди эмоционального склада нуждаются в некотором руководстве.
– Костик! – надрывно крикнул Хоботов.
Костик с усилием оторвался от захватившей его ситуации в состязании доминошников и вместе с девушками вернулся к Хоботову.
– Ушли?
– Маргарита в приемном покое, – говорил Хоботов лихорадочно. – Савва побежал за такси. Они меня увезут к себе. Я погиб.
На него было жалко смотреть. Людочка гладила его руки – любимого била нервная дрожь.
– Только без паники, – посоветовал Костик.
Хоботов почти в беспамятстве мотал воспаленной головой:
– Костик, я знаю, что говорю. Стоит мне только туда попасть, и мне уже не будет исхода.
Костик задумался, потом сказал:
– Надо бежать. Сейчас. Немедленно.
Хоботов только рукой махнул:
– В пижаме не выпустят.
– Предусмотрел, – сразу же отозвался Костик. – Пройдите с Велюровым под навес. Он нацепит ваши обноски, а вы облачитесь в его костюм.
– Что такое? – вскричал потрясенный Велюров.
Костик не удостоил его ответом и, обращаясь к Хоботову, продолжал:
– Савранский сажает вас на мотороллер, везет к себе, и эту ночь вы проводите у Савранского. А завтра суровая Алевтина, используя свое положение, вас регистрирует с чудной Людочкой. И дело сделано. Решено?
Зажмурившись, Хоботов сказал:
– Я готов.
Велюров пытался протестовать:
– Это какой-то нелепый фарс!
Однако Костик призвал его к порядку:
– Черт знает что! В конце концов, вы артист, лицедей или банщик?! Где тяга актера к переодеванию?
– Опять! – возмущенно крикнул Велюров.
– Я смертельно разочарован, – сказал Костик. – Очень печально, но, как видно, вы уже не дровосек.