Моничковский
Агитаторов ведет,
Лев Московский
Нас на подвиги зовет.
Мы – Моничковского питомцы!
Под руководством Моничковского – вперед!
Текст, как видите, был не изысканным, а стилизация – вполне откровенной. Но Моничковский был ошарашен.
– Кто же сочинил эту песню? – допытывался он то и дело.
– Этого мы никогда не узнаем, – я озабоченно морщил лоб. – Народ сложил. Это фольклор.
– Но все-таки… Кто-то же был первый…
Я задумчиво разводил руками.
– Неизвестно, как рождается песня. У одного из души вырвется слово, другой подхватит, добавит свое, третий родит целую строчку. Мало-помалу, и все запели.
– Да… удивительное дело, – он был польщен и обескуражен. – «Под руководством…» – это все-таки лишнее.
– Народ знает, что лишнее, а что нет, – сказал я металлическим голосом.
– Лишнее, – вздохнул Моничковский. Но на следующий день попросил: – Вы мне эти слова напишите.
Я спросил с интересом:
– Какие слова?
– Из… этой… – произнес он краснея.
– «Моничковский агитаторов ведет»?
– Ну да, – проговорил он чуть слышно.
– С удовольствием, – я достал ручку
Пока я писал, он задавал мне вопросы:
– А что это значит: «лев московский»?
– Думаю, здесь двойной смысл. С одной стороны, в вас есть что-то львиное, ну а с другой – это ваше имя.
– А где вы слышали эту песню?
– В первый раз я услышал ее в агитпункте, – сказал я, нажимая на слово «первый», – все агитаторы ее пели.
– А потом?
– Потом и на улицах слышал.
– Быть не может!
– Представьте себе.
– И Якович слышал?
– Наверняка. А нет – так услышит, – тут в моем голосе прозвучало не то злорадство, не то угроза.
Моничковский не смог скрыть удовольствия. Внезапно облачко набежало на его разрумянившееся лицо.
– Он еще скажет, что я сам сочинил.
– С него станется, – кивнул я меланхолично. – Он ведь всех мерит на свой аршин.
– Не вышло б из этого неприятностей, – Моничковский невольно покосился на портрет вождя на стене. – Этот Якович – большой интриган.
– Ничего, – сказал я, – там разберутся.
Но Моничковский был неспокоен. Похоже, что в добрых глазах вождя, неспешно раскуривавшего трубку, ему вдруг померещилось странное, неопределенное выражение. Моничковский догадывался, что вождь при своей отцовской мягкой улыбке не больно жалует новых кумиров. Но – господи, как слаб человек! – вопреки рассудку ему было приятно.
Сколь это ни парадоксально звучит, но в день выборов я встал позже обычного – накануне я несколько задержался в родном Кадашевском переулке. Так или иначе, в начале девятого я появился на агитпункте.
– Ну, это из рук вон, – сказал Моничковский.
Я так и чувствовал, что вы что-нибудь выкинете. Еще позже вы не могли прийти?