Мы миновали пыльный перекресток, когда я услышала за собой шаркающие шаги.
Оглянувшись, я увидела, что старая узбечка медленно плелась по тротуару. Значит, у нее есть дом и она уходит, так и не собрав никакой милостыни. Уж лучше бы сидела у Воскресенского базара. Там всегда люди бросают в тарелки нищим деньги или еду, а тут тихо и прохожих-то мало.
Вот крылечко, на котором мы с Глашей дожидались Васю. А его до сих пор нет. А может, он ищет меня и ругает, что мы не дождались. Но девочка-то нашлась! Обрадуется она, когда увидит меня, или она давно про меня забыла?
Из-за закрытых ставен уже виднелся свет керосиновых ламп. Наступили сумерки, и в быстро посиневшем небе мерцали одинокие звезды. Где-то уже пели лягушки — ташкентские соловьи, как называет их бабушка. Правда, хорошо поют. Взгляну на Пану и пойду домой. Найду дорогу, буду у всех спрашивать. А когда пойду мимо того драчуна Женьки, перейду на другую сторону.
Бабушка уже собирает ужин, а я такая голодная! И маму так мало повидала! Все будут меня ругать, кругом я виновата. Ну и что же! У всех попрошу прощения. У Васи, что не дождалась его. У мамы, что письмо Нияза утащила и потеряла. У бабушки тоже попрошу прощения, просто так. А дома уже Таня, Вера. Как хорошо…
Женщина в парандже, поравнявшись со мной, вдруг споткнулась да так толкнула меня, что я отлетела к дувалу. Иван Петрович остановился и оглядел ее с ног до головы, а она прошла мимо, глухо бормоча что-то под нос и охая. Булкин дошел до узкого проулка между двумя полуразвалившимися дувалами и подождал, пока я подойду к нему. Куда это он сворачивает? Я заглянула в переулок и попятилась. Дувалы кончались через несколько шагов, а за ними прямая дорожка среди бахчей вела к темным зарослям джиды. Мне очень не захотелось туда идти. Булкин опять рассердился.
— Ну, что ты! — нетерпеливо сказал он. — Вон та дорога ведет в дом, куда мы отнесли твою Пану. Уже дошли. Посмотри, отсюда видно.
Я опять подошла и осторожно заглянула за угол. Там, в открытом месте, было светлее, чем здесь на улице. И правда, что из-за темно-серых кустов джиды виднелся край высокого дувала, а над ним возвышалась крыша дома. Но я продолжала стоять, не в силах оторвать ноги от земли, — так не хотелось мне сворачивать с этой прямой улицы. Может быть, там и девочки-то нет, может, он врет?..
— Ну, пошли, что ли! — сказал Булкин и повернулся ко мне спиной.
Значит, ему было совсем безразлично, пойду я или нет. Сделав усилие, я шагнула вперед и свернула за Булкиным в проулок.
Некоторое время Булкин шел впереди, не оглядываясь, и тихо ворчал: