Арба скрылась за поворотом, голос замер вдалеке. И вообще, может быть, арбакеш пел не про меня, и даже, вернее всего, он пел про что-нибудь другое. Вот и Воскресенский базар. Теперь куда?
Мы с Полканом в нерешительности стоим на углу, вдыхая запах фруктов, глядя на груды спелой джиды, на продолговатые чарджуйские дыни, персики, виноград, на белоснежные хлопья жареной кукурузы. Раздвинув сетку паранджи, смотрит на меня добрая старая узбечка. Я делаю шаг вперед, чтобы спросить ее о дороге, но она опускает сетку и отступает назад.
Куда идти? Оглядываюсь. Возле меня большая тумба с наклеенными на нее объявлениями и плакатами. На одном крупными буквами написаны стихи:
Холерный вибрион — не шутка!
Следи за действием желудка!
Не плохие, конечно, стихи, ничего не скажешь, думаю я, но ведь это писали взрослые, они что угодно могут написать. А я даже если лучше сочиню, все равно только посмеются…
Кто-то подошел совсем близко.
— А ну-ка, кизынка, — произнес резкий голос, — давай неси. Заработаешь на кукурузу! Иди, иди, чего раздумываешь!
Высокая женщина в серой шляпе с перьями держит в одной руке корзину, а в другой — громадный арбуз. Я оробела.
— Мне надо на Гоголевскую, — шепчу я испуганно.
— На Гоголевскую? — все так же громко, как будто через всю улицу, кричит женщина. — Куда же тебя занесло? Видно, присматриваешься, чего бы стянуть? Ну, ну! Иди. На вот тебе арбуз, донесешь — заплачу.
Я все еще стою в растерянности и не знаю, что отвечать.
— Бери, говорю! Недалеко тут. Два квартала по Старогоспитальной. Ноги молодые, скоро добежишь.
ПРОСТЫХ ДЕВОЧЕК ИМ ОБИЖАТЬ НЕ СТЫДНО
Я взяла в руки арбуз, и сейчас же все мои мысли, все мое существование сосредоточилось на этом арбузе. Он был зеленый, с серебристыми и черноватыми полосами, огромный. Я обняла его двумя руками, и пальцы одной руки едва касались пальцев другой. Он был скользкий, он заслонял мне все, я даже не могла смотреть под ноги и все время смотрела только вверх, видя перед собой потную спину незнакомой женщины, ее серую бархатную шляпку с белыми перьями, свисающими на стриженый затылок.
Арбуз был такой тяжелый, что сразу иссякли все мои силы. Я все время знала, что через мгновение руки мои разожмутся, и не могла понять, почему этого не случается. Я наступала на ореховую скорлупу и острые камни, по боль в босых пятках казалась мне пустяком по сравнению с той мукой, которую я испытывала, семеня за незнакомкой и изнывая от непосильной ноши. Наконец я положила арбуз на чье-то крыльцо и встала, ничего не видя перед собой. Тут же, прижавшись к моей ноге, присел рядом Полкан, поднял кверху морду и участливо заглядывал мне в глаза.