Томительно тянулись минуты, с большим трудом скапливавшиеся вместе нехотя прибавляясь одна к другой. Тяжелые минуты, с буквально ощущаемым надрывом, сливались в час, затем во второй, в третий...
Тягостная атмосфера буквально пропитала весь Таврический дворец. В гулкой тишине коридоров, в пустоте темных залов и даже в затемненном закутке гардеробной - всюду разлилось вязкое болото скрываемого от других страха, иногда маскируемого демонстративной бравадой, однако, чаще всего, сил у пребывавших во дворце не хватало даже на подобную демонстрацию.
Порфирий Матвеевич за долгие годы службы гардеробщиком повидал в Таврическом дворце всякое. Были и торжественные заседания, и светские балы, и праздники. Был и траур. Всяких людей видел старый служака, но, пожалуй, никогда он еще не видел такого отчаяния, которое наполнило дворец этой ночью. Даже в дни недавней смуты и революционного разброда, не довелось ему становиться свидетелем подобного накапливающегося ужаса в глазах тех, кого еще вчера полагалось считать образцом удачливости и успешности, мерилом собственного достоинства и демонстрацией значимости.
Он смотрел в согбенную фигуру удалявшегося по коридору Милюкова, но лишь дождавшись, когда тот скроется из поля зрения, позволил себе тихо крякнуть.
- От оно какая жизть-то настала. - пробурчал старик едва слышно, покачав головой. - Разве ж так оно должно быть-то? Деют не приведи Господь что, а потом маются с революциями-то своими, прости Господи!
Милюков же тем временем уже подходил к залу, где вот уже который час заседали члены Временного Комитета Государственной Думы. Впрочем, слово "заседали" в данном случае скорее было синонимом не делового совещания или собрания, а томительного сидячего ожидания событий.
Хотя, как Милюков увидел, войдя в зал, сидели далеко не все, а если и сидели, то далеко не всегда на стульях и в креслах - многие, словно какие-то гимназисты, а не уважаемые парламентарии, сидели на подоконниках или подскакивали в нервном напряжении, то вставая, то снова усаживаясь, но лишь для того, чтобы через пару минут вновь вскочить и бесцельно побродить словно хаотически движущийся резиновый мячик.
Когда дверь открылась, на Милюкова сразу уставилось несколько десятков напряженных глаз, которые пытались прочесть на его лице какую-то новость, которую мог он узнать за пределами дворца.
- Есть какие-то новости? - быстро спросил князь Львов.
- Увы, господа, я в таком же неведении, как и вы. - Милюков покачал головой и тихо направился к своему месту за столом.
Замершие было заседатели, утратив интерес к Павлу Ивановичу, вновь вернулись к своему томительному занятию, и зал вновь превратился в разновидность растревоженного улья.